Дорогая Мария Федоровна!1
Простите, что поздно отвечаю, но я только третьего дня вернулся в Москву. Письмо получил. Сценку передал Балиеву. Он был очень тронут; сам напишет Алексею Максимовичу. Просил меня ставить эту сцену, я согласился, конечно. Тем более что она произвела на меня прекрасное впечатление. На сцене это будет очень интересно. Жаль ужасно, что Гибшмана взяли на войну, — он бы играл эту роль на пять с плюсом. Все это до того хорошо и интересно, что я с большим удовольствием поработаю. Будет помогать художник, в которого я очень верю и которого люблю. Горячее спасибо за то, что прислали так скоро.
Вы знаете, конечно, из газет, что многие из наших застряли за границей2: Константин Сергеевич в Швейцарии, в Беатенберге. Там же Лилина, Массалитинов и Халютина.
Недавно пришло письмо Станиславского. Многое скрывает, но чувствуется, что пережил много ужасов, кошмаров, оскорблений. Честное слово, страшно за него, за его рассудок. Если прибавить к пережитому его пламенную фантазию, то опасения не преувеличены. Он убежден, что Игоря уже взяли на войну… Когда слушал его письмо, то хотелось и смеяться и плакать! Смеяться потому, что он и в эту минуту ребенок.
Конечно, в театре уже есть анекдоты. Рассказывают, что, когда его хотели арестовать, он схватил какую-то тетрадь и спрятал: берите все, а это не отдам!
Немцы будто обыскали, нашли записки, чертежи и портрет его в роли Вершинина: русский полковник, шпион с чертежами!! Чертежи — его записки по системе.
Конечно, все это анекдоты.
Вчера получена от него телеграмма, к концу сентября надеется приехать. Ему посылают телеграммы ежедневно, успокаивают, послали полный маршрут через Швецию, но он ужасно боится моря.
Качалов в дороге. Из Италии получена телеграмма, что он выехал. С ним семья.
Леонидов в Sestri, 20 августа выедет.
Москвин, Немирович здесь — в полном здоровии и благополучии. Николай Александрович хлопотал, но его не приняли военным врачом. Будет работать в нашем лазарете, который скоро откроется. Вера Васильевна вернулась в Москву 12 августа.
Много молодежи взяли у нас. Из известных Вам по студии взяли Дикого, Знаменского и многих других. Из стариков — Адашева.
В театре настроение крепкое. Пока все очень увлечены лазаретом. Намечены все те же пьесы. Летом читал «Будет радость»3. Слушая Вас и Алексея Максимовича, я не возражал, но тихонько верил, что пьеса хорошая и интересная, и это будет маленьким оправданием. Теперь… Но позвольте мне ничего не говорить. Пьеса все-таки пойдет, если приедет Качалов.
Слышал, что у Синельникова дело обязательно будет. Буду рад, если увижу Вас в Москве, проездом.
Сегодня телеграммы с прусского фронта ужасны!! Я совсем растерялся. Как же это?
В Пальне провел почти месяц. Все время с грустью вспоминал Нейволе. Очень прошу Вас, дорогая Мария Федоровна, передать Алексею Максимовичу мой поклон. И еще несколько слов. В деревне делал опыты4. Первые опыты прошли настолько блестяще, так увлеклись исполнители, что боюсь приняться снова, чтобы не отравить себя маленькой неудачей.
Главный исполнитель был Берсенев (он вернулся из Италии, видел морской бой).
Дал я ему три сцены. Играл так талантливо, создавал такие образы, что сам до сих пор не может успокоиться. Теперь я организую уже целую труппу и принимаюсь за работу большую. Вот об этом прошу сказать Алексею Максимовичу.
Юрию Андреевичу и всем кланяюсь.
Целую Вашу руку.
Преданный Вам Вахтанг Мчеделов.
P. S. За границей до сих пор кроме тех — Коренева, Барановская, Хохлова, Раевская и многие другие. Лужский вернулся через Торнео.
В. М.
Вера Васильевна кланяется.
Письма Мчеделова публикуются впервые, по подлинникам, хранящимся в ЦГАЛИ, ф. 2052, ед. хр. 20. Данное письмо послано в Мустамяки.
Мчеделов Вахтанг Леванович — в те годы режиссер Художественного театра. Один из основателей и руководитель Второй студии МХТ. Знакомство Мчеделова с Андреевой относится к 1905 г., периоду их совместной работы в Московском Художественном театре.
Мчеделов был в числе тех, кто активно помогал Андреевой вернуться на сцену после длительного перерыва. Летом 1914 г. он гостил у Горького и Андреевой в Нейволе (Мустамяки), где обсуждал с ней ее творческие планы и помогал ей как режиссер. Позднее он писал об этом: «С такой радостью вспоминаю Мустамяки, репетиции, а потом беседы. Никогда не забуду этого лета!» (письмо от 25 декабря 1914 г.).
↩… многие из наших застряли за границей… — См. об этом: К. С. Станиславский, Из пережитого за границей (Собр. соч., т. 5, стр. 499–513).
Возвратился Станиславский в Россию, после ряда тяжелых перипетий, 13 сентября 1914 г.
↩- Летом читал «Будет радость». — Имеется в виду символистская пьеса Мережковского, поставленная в МХТ 3 февраля 1916 г. Свое согласие с отрицательным отношением Андреевой к данной пьесе Мчеделов выражал и в другом письме: «Когда вспоминаю Ваши мысли о Мережковском, мне начинает казаться, что Вы пьесу знали». ↩
- В деревне делал опыты. — Подразумевается продолжение опытов Первой студии МХТ над созданием импровизационных спектаклей по сценарию Горького. После встречи с ним Мчеделов с особым интересом самостоятельно продолжал эту работу в имении Стаховича — Пальна. ↩
