В России еще летом 1910 года оживилось пролетарское движение, вспыхивали забастовки на фабриках и заводах Петербурга, Москвы, Киева, Екатеринбурга. Период столыпинской реакции заканчивался. Под руководством большевистской партии пролетариат усиливал борьбу за свои права.
В. И. Ленин призывал собирать все революционные силы страны во главе с рабочим классом, готовиться к новой революции против царизма. Следовало усилить работу в народных массах, используя организационные навыки опытных большевиков.
Когда В. И. Ленин узнал о том, что М. Ф. Андреева возвращается на родину, он одобрил ее решение. В начале января 1913 года из Кракова Владимир Ильич писал А. М. Горькому: «Размечтался я в связи с поездкой М. Ф. …Вот чудесно она придумала, право, чудесно. Черкните непременно при случае, удалось ли ей легализоваться (наверное, удастся)…»
Ленин спрашивал, как могут связаться с ней представители ЦК РСДРП.
Владимир Ильич знал, что, находясь в России, Мария Федоровна сможет принести наибольшую пользу большевистской партии.
Возвращение М. Ф. Андреевой в Россию было рискованным. Жить она решила в Финляндии, где было безопаснее. Но уже в пути, в поезде, заметила за собой слежку: шпик находился в вагоне, в одном из купе.
Еще 20 апреля 1907 года был разослан жандармским управлениям и начальникам пограничных пунктов России циркуляр № 97970 департамента полиции:
«… Мария Желябужская была привлечена в 1906 году к производившемуся при С.—Петербургском Губернском Жандармском управлении дознании «о конторе редакции газеты «Новая жизнь», каковая контора служила… местом конспиративных свиданий активных работников С.—Петербургской социал–демократической организации и явочным местом для членов Российской социал–демократической рабочей партии, приезжавших в С.—Петербург из других городов…
Желябужская разыскивается по этому делу циркуляром Департамента полиции от 18 июня 1907 года за № 150032⁄9 (ст. 694). (Подлежит аресту)».
Мария Федоровна поселилась на станции Мустамяки (ныне Горьковское), на даче Екатерины Федоровны и Владимира Александровича Крит.
Ей не терпелось скорее увидеть своих детей. Но в Петербург она поехать не могла. Юрий и Катя приехали в Мустамяки, и теперь Мария Федоровна была самой счастливой матерью на свете.
Всегда радовалась она успехам племянника — Алексея Желябужского. Получив хорошее воспитание в семье Марии Федоровны, он был увлечен ее примером и стал артистом, выступал на сцене вместе с В. Ф. Комиссаржевской. Был талантливым режиссером, писателем, драматургом.
У Марии Федоровны было много хлопот. Она принимала участие в делах, связанных с изданием книг А. М. Горького. В Мустамяки по поручению В. И. Ленина к ней приехал член большевистской фракции IV Государственной думы Г. И. Петровский. Ее непосредственная связь с ЦК партии была восстановлена.
К Марии Федоровне в Мустамяки приезжали писатели, режиссеры, артисты.
Почти ежедневно М. Ф. Андреева посылала письма А. М. Горькому на Капри, сообщала ему о книгоиздательских делах, о наиболее важных политических событиях в России. 27 декабря 1912 года А. М. Горький писал артистам Московского Художественного театра Т. В. Красковской и Н. А. Румянцеву о Марии Федоровне: «…из Финляндии — хорошие письма, добрые вести. Человек, там живущий, удивительный человек, вы знаете. Энергии в нем заложено на десяток добрых мужчин. И ума — немало. И — славное, верное сердце…»
Алексей Максимович писал ей часто.
В Финляндии Мария Федоровна шесть месяцев скрывалась под видом иностранки. 8 июля 1913 года М. Ф. Андрееву заставили дать подписку о невыезде из Мустамяк: с тех пор она находилась под гласным надзором полиции.
В анкете, заполненной Марией Федоровной в 1920 году и хранящейся в Ленинградском партийном архиве, в графе «Репрессии» ее рукой написано: «Неоднократно в 1904–05 гг. и в 1913 г. была под гласным и негласным надзором и полтора месяца в общей предварилке».
В то время, не получая весточек от Марии Федоровны и беспокоясь о ее судьбе, А. М. Горький невероятно волновался. Он посылал письма в Россию своим друзьям, просил их всемерно помочь ей.
Мария Федоровна по–прежнему была озабочена положением А. М. Горького, который давно стремился на родину. Она обращается с просьбой к актрисе Московского Художественного театра Т. В. Красковской: «Ну, Таня, милая, если можете — выручайте… Вы любите Алексея Максимовича, понимаете и цените его… Он — очень болен. Кашель все не унимается, и нет–нет появляется кровохарканье, это несмотря на жизнь на юге. Но главное не это, главное — ужасное состояние нервов. Необходимо хоть на время изъять его из той среды, в которой он живет, переменить жизнь… Для этого нужны деньги, и не в обрез; а чтобы уехать с Капри, нужно расплатиться по всем счетам. Можете Вы достать мне две–три тысячи рублей с тем, чтобы я могла отдать их по частям, в течение двух лет? В такой срок я обернусь и отдам деньги наверное. Если можете — делайте это скорее, я не преувеличиваю — дорог каждый день в самом прямом смысле слова…»
М. Ф. Андреева стремится сама работать и материально помогать Горькому. Эта цель будет достигнута, если она вернется в театр, вновь станет артисткой. Но как все получится, ведь она уже многие годы не играла на сцене?..
В то время Мария Федоровна не знала, что по просьбе А. М. Горького еще в апреле 1913 года группа артистов Московского Художественного театра (О. Л. Книппер–Чехова, Е. М. Раевская, М. А. Самарова, В. И. Качалов, Л. М. Леонидов, И. М. Москвин и другие) обратилась с письмом к шефу жандармов Джунковскому о разрешении Андреевой, якобы находящейся за границей, приехать в Россию и участвовать в их гастролях в Киеве.
Джунковский запросил все дела жандармского управления о М. Ф. Андреевой, познакомился с донесениями о ней агентов охранки. Чего только не было там написано о ней и какие только «характеристики» шпиков она не получала! Но Джунковский не мог отвергнуть просьбу артистов Московского Художественного театра. В связи с 300-летием дома Романовых в «верхах» кое у кого появились амнистиционные настроения. Кроме того, Джунковский любил подчеркивать, что он тонкий ценитель литературы и искусства.
М. Ф. Андреевой наконец разрешили принять участие в гастролях Московского Художественного театра в Киеве. Но предупредили, что после окончания гастролей она должна явиться в Петербургское жандармское управление, где будет продолжен разбор судебного дела о газете «Новая жизнь»…
И все–таки Мария Федоровна была довольна: она возвращается в Россию, вновь будет играть на сцене!
А. М. Горький на Капри волнуется о ней. Сообщения из России поступают редко, в них о многом надо порой читать между строк. 11 мая 1913 года Алексей Максимович писал А. Н. Тихонову–Сереброву: «…что Маруся здорова — слава богам! Но знали бы вы, как тревожно мне думать о предстоящих ее выступлениях! До кошмаров дохожу. Разумеется, я знаю, что это необходимо, что это — ее дело, что в нем она — на ее месте законном, но — она везде на месте. Когда я представляю ее стоящей у самой пасти темного театрального зала, перед людьми, которые ничего не любят, всем забавляясь, которых я презираю, она — тоже, — у меня волосы кровью наливаются. Нехорошо мне. Ей будет трудно».
Гастроли в Киеве проходили в театре «Соловцов» 2, 3 и 4 июня 1913 года. Мария Федоровна в спектакле «Одинокие» снова прекрасно сыграла любимую роль Кете, исполнением которой она когда–то пленила Л. Н. Толстого. И хотя весь состав исполнителей был блестящим (В. И. Качалов, И. М. Москвин, О. Л. Книппер–Чехова), театральный рецензент газеты «Киевская мысль» в номере от 5 июня 1913 года особо отмечал игру М. Ф. Андреевой:
«Этот благородный и волнующе–прекрасный спектакль как будто развернул перед зрителем страничку из истории Московского Художественного театра, страничку далекого прошлого, эпохи трепетных исканий новой театральной красоты в области выявления тревоги смятенного человека и вместе с тем эпохи созидания блестящей плеяды талантов, впоследствии составивших гордость и русского театра и русского искусства. И прежде всего — таланта М. Ф. Андреевой, заставившей в свое время много говорить о толковании ею роли Кете…
Случилось так, что М. Ф. Андреева, вернувшаяся на сцену после восьмилетнего перерыва, предстала перед зрителями в той же роли, тепло и сердечно приветствуемая аудиторией, как достойная и всегда желанная, своим исполнением заставляющая прежде всего говорить о себе, о роли Кете, и вновь пересмотреть вопрос о толковании идеи Гауптмана, принятой московскими художниками. Как известно, тогда, при первой постановке «Одиноких», вокруг Кете — Андреевой создалась целая литература…»
Сколько творческих планов у актрисы! «…Вы желали знать, какие роли мне хотелось бы сыграть? — писала Мария Федоровна режиссеру Н. Н. Синельникову, — Иоанну д’Арк — Шиллера; «Укрощение строптивой» — Катарину или «Много шума из ничего» — Беатриче; Лопе де Вега — «Овечий источник» — Лауренсию; «Мария Стюарт» — Марию; Ибсена: Нору, Гедду Габлер, Горького: «На дне» — Настьку, «Зыковы» — Софью; новая пьеса в России неизвестного еще немецкого автора Кизера «Обучение любви» — жену профессора Елену, — боюсь, что испугаю вас таким количеством ролей!»
9 июня 1913 года А. М. Горький прочитал на Капри в «Русском слове» телеграмму из Киева: «Игра М. Ф. Андреевой стала еще тоньше и благородней». И в тот же день Алексей Максимович писал А. Н. Тихонову–Сереброву:
«Мучительнейшие три дня спектаклей в Киеве благополучно прошли, в «Русском слове» — телеграмма, говорящая о большом успехе…
Сама она в письмах скромничает, но сие — излишне. Сейчас она — в Мустамяках, вероятно; кажется, скоро мы встретимся.
…Прошлый раз, ночью, в легком порвался какой–то сосудишко, и кровь хлестала как из водосточной трубы. От домашних я, конечно, скрыл сие происшествие, дабы они не привязывались с заботами, а сам — задумался: ну, как издохнешь раньше времени? Обидно же! И стал пожирать тиоколь. Теперь — лучше, кровью не харкаю, но — одолевает слабость, которую трудно скрыть…
Надеюсь, что Вы оставите это сообщение между нами, а М. Ф. — ни слова! Зря пугать ее не надо…»
После гастролей в Киеве Мария Федоровна возвратилась в Петербург. Ее вызвали в департамент полиции. О ее легализации хлопотали весьма известные люди. Огромный успех киевских гастролей также способствовал благополучному исходу дела. А тут еще — 300-летие династии Романовых. Была объявлена амнистия. Судебное дело прекратили, но над Андреевой был установлен гласный полицейский надзор. В жандармском документе об Андреевой «мерой пресечения» значится: «Подписка о неотлучке с места жительства в Мустамяках в Финляндии с 8 июня 1913 г.», Лишь через полтора месяца преследование было прекращено.
Узнав об амнистии, В. И. Ленин писал А. М. Горькому: «Дорогой А. М.! Прочитал я сегодня «Манифест»… Литературная амнистия, кажись, полная… И советуем уехать в Россию… революционному писателю возможность пошляться по России (по новой России) означает возможность во сто раз больше ударить потом Романовых и К°».
Мария Федоровна из переписки с А. М. Горьким догадывалась, что его здоровье ухудшается. Она просила доктора И. И. Манухина съездить в Италию, оказать лечебную помощь Горькому и применить новые методы лечения туберкулеза.
Мария Федоровна добилась разрешения на временный выезд за границу и поехала в Италию. Два месяца провела там с Горьким в городах Римини и Флоренция.
Вернувшись в Мустамяки, Андреева пишет на Капри Горькому о событиях в России, все время волнуется о том, будет ли в безопасности Горький после возвращения в Россию. Эта тревога звучала во всех ее письмах к родным и близким.
С огромным интересом Мария Федоровна прочитала повесть А. М. Горького «Детство» и 29 сентября 1913 года писала ему: «Милый мой ангел, радость моя, прочла только что «Детство» — последнее, что напечатано, про пожар где, — и вот сижу и плачу, как–то и от радости, что так хорошо, и от любви, и от жалости, ото всего, чего даже и не расскажешь!.. Про другие твои вещи я могу говорить, про эту не могу — такое это родное, близкое и так я люблю тебя!..»
М. Ф. Андреева заботилась о том, чтобы к приезду Алексея Максимовича вышло полное собрание его сочинений. В октябре 1913 года Горький дал согласие на его выпуск в издательстве «Жизнь и знание». Оно было создано в 1907 году по совету В. И. Ленина и полностью принадлежало РСДРП. Во главе издательства стоял В. Д. Бонч–Бруевич. Мария Федоровна хорошо знала его по работе в большевистском подполье. И хотела, чтобы полное собрание сочинений Горького вышло именно в этом издательстве. 28 ноября 1913 года в письме В. Д. Бонч–Бруевичу она предложила порядок ряда томов.
В связи с тем, что в то время М. Ф. Андреева выступала в московском театре, В. Д. Бонч–Бруевич для решения дел, связанных с изданием сочинений А. М. Горького, направился в Москву. Он рассказывал: «Не прошло и пяти минут, как быстро вышла Мария Федоровна, свежая, здоровая, немного раскрасневшаяся; и, кутаясь в мягкий пушистый голубоватый пеньюар, дружески протягивала мне руку, смотря в упор широко открытыми, немигающими красивыми глазами с той очаровательной поволокой, которая бывает свойственна только русским женщинам, особенно одаренным творческой духовной красотой».
Собрание сочинений А. М. Горького вышло в издательстве «Жизнь и знание» и состояло из одиннадцати томов. В него были включены и новые произведения Алексея Максимовича, которые ранее не публиковались.
…Большая дружба многие годы связывала М. Ф. Андрееву с Федором Ивановичем Шаляпиным. Знаменитого русского певца она решила привлечь к делу, о котором давно мечтала. В то время русский кинематограф совершал первые шаги, занимаясь пустым развлекательством зрителей. Но Мария Федоровна сразу же поняла, что кино может стать сильным массовым средством демократического и художественного воспитания масс. Она вела переговоры с крупным нефтепромышленником С. Г. Лиазновым — владельцем кинематографического акционерного общества «Биохром», на базе которого надеялась создать новую киностудию. Но необходимых денег для этого собрать так и не удалось.
29 октября 1913 года Мария Федоровна писала Ф. И. Шаляпину:
«Пыталась найти Ваш номер телефона, Федор Иванович, и не могла добиться его, мне хотелось заранее справиться, когда и как я меньше всего обеспокою Вас…
Видела и слышала Вас в «Борисе» и плакала от радости за Вас — и восхищения, всем сердцем желаю Вам всего светлого и хорошего и, если жалею о чем, — что не приведется мне, д(олжно) б(ыть), сыграть когда–нибудь вот с таким бы артистом, как Вы.
Будьте же здоровы и счастливы…
Мария Андреева».
В предисловии к сборнику «Встречи с прошлым», в котором в 1978 году было впервые опубликовано это письмо Ф. И. Шаляпину, народный артист СССР Ю. А. Завадский подчеркивал: «Мне хочется упомянуть и имя замечательной русской женщины Марии Федоровны Андреевой, начавшей свою театральную жизнь в молодом Художественном театре. Небольшое письмо к Ф. И. Шаляпину, но как оно содержательно! Ее попытка в предреволюционные годы создать художественную кинематографию, когда «иллюзион» был только развлечением для нетребовательных зрителей, может вызвать восхищение перед ее прозорливостью» …
