Горький и Андреева из Лондона вернулись на остров Капри, на виллу «Блезус ди Мария», где они были до 1910 года (затем до 1912 года жили на вилле «Спиноле» и в 1912 году — на вилле «Серафино»). Всюду для Марии Федоровны первой заботой был А. М. Горький — его здоровье, творчество. Она вспоминала: «Чтобы быть у него всегда под рукой, но не мешать ему, я устроилась в той нижней комнате, из которой лестница вела к нему наверх. Сидишь, бывало, и сквозь свои мысли, искания подходящих выражений, чтобы добиться правильного перевода своеобразного языка народной сказки, слышишь скрип пера, шелест перевернутого листа бумаги, как чиркнул спичкой Алексей Максимович, кашлянул, слышишь все эти привычные, будто не замечаемые уже больше звуки и не беспокоишься — значит, все в порядке».
Горький в то время самозабвенно работал над повестью «Жизнь Матвея Кожемякина».
«Однажды, — продолжала рассказ Мария Федоровна, — вдруг как–то резко двинулось его кресло за письменным столом — значит, встал… А затем что–то тяжелое упало на пол — и мгновенно наступила мертвая тишина. Ни зву–ка! Вскочила, взбежала по лестнице, сердце стучит так, что даже в ушах звенит. На полу около письменного стола во весь рост лежит на спине, раскинув руки в стороны, Алексей Максимович. Кинулась к нему — не дышит! Приложила ухо к груди — не бьется сердце! Что делать?
Как я такого большого человека до дивана дотащила, сама не понимаю. Побежала вниз, принесла нашатырный спирт, одеколон, еще что–то, воду, полотенце. Расстегнула рубашку, разорвала шелковую сетчатую фуфайку на груди, чтобы компресс на сердце положить, и вижу — с правой стороны от соска вниз тянется у него по груди розовая узенькая полоска… Оцарапался обо что — не похоже… Ушибся?.. Обо что?.. А полоска становится все ярче и ярче и багровее. Что такое?
Виски ему растираю, руки тру, нашатырный спирт даю нюхать… Задрожали веки, скрипнул зубами…
— Больно как! — шепчет.
— Ты — что? Что с тобой? Обо что ты ушибся?
Он как–то разом сел, вздохнул глубоко и спрашивает:
— Где? Кто? Я?
— Да ты посмотри, что у тебя на груди–то!
— Фу, черт!.. Ты понимаешь… Как это больно, когда хлебным ножом крепко в печень!
Думаю — бредит! С ужасом думаю — заболел и бредит!.. Какой хлебный нож? Какая печень?
Должно быть, видя мое испуганное лицо, он окончательно пришел в себя и рассказал мне, как сидят и пьют чай Матвей Кожемякин, Марфа Посулова и сам Посулов и как муж, видя, что она ласково и любяще, с улыбкой смотрит на Матвея, схватил нож, лежащий на столе, и сунул его женщине в печень.
— Ты понимаешь — сунул, вытащил, и на скатерть легла линейкой брызнувшая из раны кровь… Ужасно больно!
Несколько дней продержалось у него это пятно. Потом побледнело и совсем исчезло. С какой силой надо было переживать описываемое? Сколько нервов, напряжения и труда тратилось на создание тех творений, какие оставил после себя этот большой человек и писатель!»
Мария Федоровна помогала как могла: по нескольку раз перепечатывала на машинке написанное Горьким, переводила то, что ему нужно (ежедневно она прямо с листа читала Горькому материалы из 16 иностранных газет), вела всю его огромную переписку с писателями, актерами, художниками, друзьями, с родными. Письма поступали «мешками». Приходило очень много рукописей начинающих авторов. Лишь за один 1909 год А. М. Горький прочитал 417 рукописей, а за два месяца следующего года — 70. Ответы многим авторам Горький готовил с помощью Марии Федоровны.
Постоянной была переписка Алексея Максимовича и Марии Федоровны с В. И. Лениным. Владимир Ильич прислал на Капри 43 письма. Они показывают, с каким огромным уважением и доверием относился Ленин к Горькому, как высоко ценил его талантливые произведения. В каждом письме к А. М. Горькому Владимир Ильич передавал добрые и сердечные пожелания Марии Федоровне: «Большой привет Марии Федоровне», «Большущий привет М. Федоровне», «Привет большой М. Ф–не», «Марии Федоровне — тысяча приветов!»
Некоторые письма Владимира Ильича были адресованы лично Марии Федоровне. Ленин относился к ней с искренним уважением, ценил ее самоотверженную работу для партии, давал ей ответственные поручения и не раз благодарил за их выполнение, выражал дружеское расположение. 25 декабря 1907 года В. И. Ленин и Н. К. Крупская приезжают в Женеву, и уже через день Ленин сообщает об этом Горькому. Пишет о перенесении издания центрального органа партии газеты «Пролетарий» за границу, интересуется, получил ли Горький первый том его собрания сочинений «За 12 лет», который был послан Алексею Максимовичу из Петербурга.
Мария Федоровна часто писала Ленину, держала Владимира Ильича в курсе всех дел Горького на Капри.
Несмотря на ограниченные возможности партийной работы в условиях, в которых она находилась, Мария Федоровна и здесь «исполняла обязанности агента ЦК».
В автобиографии она писала, что в эмиграции за границей «пробыла с 1906 по 1912 г., состоя в распоряжении товарища Ленина лично».
Владимир Ильич в условиях спада революции был убежден, что поражение пролетариата — временное. «Русский народ не тот, что был до 1905 года, — писал В. И. Ленин. — Пролетариат обучил его борьбе. Пролетариат приведет его к победе».
После поражения революции наступили, как говорил Ленин, адски трудные годы. В России свирепствовала реакция. Страна была покрыта виселицами. Царизм разгромил многие пролетарские организации. Социал–демократическая партия переживала тяжелый организационный и идейно–политический кризис. Многие видные большевики были арестованы, тысячи революционеров осуждены на каторгу, казнены.
В той труднейшей обстановке В. И. Ленин прежде всего заботился об издании партийного органа. Владимир Ильич писал А. М. Горькому: «Я убежден, что партии нужен теперь правильно выходящий политический орган, выдержанно и сильно ведущий линию борьбы с распадом и унынием, — партийный орган, политическая газета… Трудно его наладить, поставить, оживить, — слов нет. Но это надо сделать, и это будет сделано».
В. И. Ленин подчеркивал, что такой орган будет бороться за сохранение нелегальной организации и укрепление ее рядов, будет участвовать в подведении итогов революции и обобщении ее опыта, в защите теоретических основ марксизма, в воспитании рабочего класса в революционном духе, будет укреплять связь с массами и копить их силы для новой революции.
Не прошло и двух месяцев после приезда В. И. Ленина в Женеву, как очередной, 21-й номер нелегальной газеты «Пролетарий» вышел в свет в Женеве. Владимир Ильич уверенно писал:
«Мы умели долгие годы работать перед революцией. Нас недаром прозвали твердокаменными. Социал–демократы сложили пролетарскую партию, которая не падет духом от неудачи первого военного натиска, не потеряет головы, не увлечется авантюрами. Эта партия идет к социализму, не связывая себя и своей судьбы с исходом того или иного периода буржуазных революций. Именно поэтому она свободна и от слабых сторон буржуазных революций. И эта пролетарская партия идет к победе».
Эти слова выражали заветные думы В. И. Ленина, его непоколебимую уверенность в неминуемой победе пролетариата.
К сотрудничеству в газете «Пролетарий» В. И. Ленин привлек А. М. Горького, А. В. Луначарского и других видных публицистов.
Крайне важно было наладить транспортировку газеты в Россию. Для этого Владимир Ильич принимал все необходимые меры. Он помнил, что М. Ф. Андреева активно участвовала в транспортировке газеты «Искра» в Россию и в нелегальном ее распространении. Учитывая опыт конспиративной работы Марии Федоровны, В. И. Ленин поручил ей найти секретаря союза пароходных рабочих и служащих и договориться с ним об условиях еженедельной перевозки газеты «Пролетарий» через Одессу.
15 января 1908 года В. И. Ленин писал А. М. Горькому:
«Ну, а насчет перевозки «Пролетария» это Вы на свою голову написали. Теперь уже от нас легко не отвертитесь! М. Ф–не сейчас же кучу поручений приходится дать:
1. Найти непременно секретаря союза пароходных служащих и рабочих (должен быть такой союз!) на пароходах, поддерживающих сообщение с Россией.
2. Узнать от него, откуда и куда ходят пароходы; как часто. Чтобы непременно устроил нам перевозку еженедельно. Сколько это будет стоить? Человека должен нам найти аккуратного (есть ли итальянцы аккуратные?). Необходим ли им адрес в России (скажем, в Одессе), для доставки газеты или могли бы временно держать небольшие количества у какого–нибудь итальянского трактирщика в Одессе? Это для нас крайне важно.
3. Если невозможно М. Ф–не самой все это наладить, похлопотать, разыскать, растолковать, проверить и т. д., то пусть непременно свяжет нас непосредственно с этим секретарем: мы уже с ним тогда спишемся.
С этим делом надо спешить: как раз через 2–3 недели надеемся выпустить здесь «Пролетарий» и отправить его надо немедленно.
Ну — до свиданья на Капри! Смотрите, А. М., будьте здоровы!
Ваш *В. Ульянов*».
Некоторые письма В. И. Ленин адресовал непосредственно М. Ф. Андреевой. Вот одно из них:
«Дорогая Мария Федоровна!
Посылаю письмо нашего библиотекаря к А. М.
Дело вот в чем. А. М. очень прошу написать легальное открытое письмо в русские газеты с просьбой помочь библиотеке Куклина в Женеве присылкой газет эпохи революции и материалов к ее истории.
Письмо коротенькое, разъясняющее широкой публике, почему важно помочь этой библиотеке для работ и самого Горького и многих других, ему известных литераторов.
Вас попрошу распорядиться отгектографированием этого письма… и рассылкой во все русские газеты и журналы сколько–нибудь приличного направления.
Пожалуйста, сорганизуйте все это!..»
Выполняя поручение В. И. Ленина, Мария Федоровна встречалась с портовыми рабочими, с матросами судов, ходивших из Неаполя в Геную. Она получала из Женевы экземпляры газеты «Пролетарий», договаривалась с надежными товарищами, и они перевозили завернутые кипы газет в Геную, оттуда их нелегально переправляли на кораблях в Одессу.
В. И. Ленин неоднократно благодарил Марию Федоровну за отличное выполнение большинства его поручений, за внимательное отношение к любой его просьбе. В одном из писем к Горькому Ленин сообщал, что получил посланный М. Ф. Андреевой текст доклада участника революции 1905–1907 годов Триа и передал его для публикации в газету «Социал–демократ». В другом письме к Горькому Ленин подчеркивал: «Марии Федоровне спасибо за письмо в Москву и тысяча приветов!»
Если же М. Ф. Андреева по какой–либо причине не могла в срок выполнить указание Ленина, Владимир Ильич сразу же обращал на это ее внимание. Однажды он написал Горькому: «На М. Ф. я имею право быть сердит. Обещала писать. Ничего. Обещала разузнать насчет парижской библиотеки по истории русской революции. Ничего. Нехорошо».
Но сердился Владимир Ильич на Марию Федоровну недолго: он знал ее добросовестность и исполнительность, знал, какие большие и разносторонние обязанности она выполняла, и порой на все у нее не хватало времени.
Еще на Лондонском съезде РСДРП А. М. Горький и М. Ф. Андреева убедительно просили Владимира Ильича вместе с Надеждой Константиновной Крупской приехать к ним в гости на Капри. Ленин дал такое обещание. А чуть позже написал: «Удивительно соблазнительно, черт подери, собраться к Вам на Капри. Так Вы это хорошо расписали, что, ей–богу, соберусь непременно и жену постараюсь с собой вытащить… Я, кстати, по–итальянски начал учиться».
Во второй половине апреля 1908 года Владимир Ильич приехал на Капри.
На вилле «Блезус ди Мария» все было готово для встречи самого дорогого гостя. Пришла долгожданная телеграмма Владимира Ильича, в которой он извещал, что к 12 часам дня будет на острове. Мария Федоровна и Алексей Максимович хотели создать Владимиру Ильичу хорошие условия для отдыха, отвели ему комнату с окнами на море. Мария Федоровна и служанка Кармела заботливо украсили ее цветами.
Рыбаки принесли свежую рыбу. Мария Федоровна решила сварить русские щи, приготовить гречневую кашу в духовке, испечь пирог.
В то время у Марии Федоровны гостил на Капри ее сын Юрий Желябужский, и она была счастлива: ее сын увидит Ленина!
…Алексей Максимович и Мария Федоровна вышли на берег встречать пароход из Сорренто. Долго разворачиваясь, корабль медленно шел к пирсу. Пассажиры стали сходить на берег, Появился Владимир Ильич… Горячие объятия, крепкие рукопожатия.
По дороге к вилле Ленин сказал Андреевой:
— За «Пролетарий» вам, дорогая Мария Федоровна, благодарность и низкий поклон.
И продолжал:
— Большое дело сделали. Спасибо!
Мария Федоровна рассказала Ленину о том, что, получив его письмо, на следующее утро съездила в Неаполь, там в порту, в пароходстве, нашла верных товарищей, договорилась, что в Геную будут приходить посылки на имя «синьоры Горки». Переадресовав их, она сможет переправлять драгоценный груз в Одессу.
Владимиру Ильичу понравилась комната, отведенная ему на вилле. После обеда он охотно согласился порыбачить. В последующие дни В. И. Ленин и А. М. Горький садились с рыбаками–итальянцами в лодку и ловили в море рыбу. М. Ф. Андреева напишет потом:
«Ежедневная рыбная ловля на море ни того ни другого не утомляла, давала им возможность беседовать друг с другом без помехи: на лодке с ними были рыбаки–каприйцы да я…»
С каприйскими рыбаками В. И. Ленин быстро установил тесный контакт. Итальянского языка он не знал, говорил с ними на каком–то полуитальянском, но рыбаки прекрасно понимали его. Владимир Ильич расспрашивал их о жизни, о заработках, о том, где и как учатся их дети. А. М. Горький вспоминал, что в Ленине был «некий магнетизм», который притягивал к нему сердца людей труда. Рыбаки Капри быстро полюбили Ленина, особенно им нравился его задушевный смех. Старый рыбак Джиованни Спадаро сказал о нем: «Так смеяться может только честный человек».
Однажды Владимир Ильич смотрел, как итальянские рыбаки тянут к берегу сети, изорванные акулой. И сказал: «Наши работают бойчее». Горький выразил сомнение на этот счет. Тогда Ленин с досадой заметил:
— Гм, гм, а не забываете вы России, живя на этой шишке?
Каприйские рыбаки звали Владимира Ильича синьором Дринь–дринь. В 1908 году на Капри гостил болгарский товарищ Петр Райчев. Он как–то спросил В. И. Ленина о происхождении прозвища «синьор Дринь–дринь». Райчев впоследствии привел в своем очерке такой ответ Ленина:
«Однажды итальянский рыбак изъявил желание научить меня ловить рыбу «с пальца» — лесой без удилища. Я попробовал и, представьте себе, поймал большую рыбу. Обрадовавшись своей удаче, я громко крикнул: «Дринь–дринь!». …Все на Капри теперь называют меня «синьор Дринь–дринь»».
А. М. Горький вспоминал, что, когда Ленин уехал с Капри, рыбаки с восторгом говорили о нем: «Вот это человек! Он все понимает и чист как ребенок!»
Ленин много беседовал с Горьким о России. Вместе они вспоминали родную, милую сердцу Волгу. Алексей Максимович много рассказывал о своем трудном детстве и юности, о своих скитаниях. Владимир Ильич, слушая рассказы великого художника слова, посоветовал ему написать о всем том, что он пережил. Получится замечательная, поучительная вещь, сказал Ленин. Пожелание Владимира Ильича Горький выполнил и со временем написал «Детство», «В людях», «Мои университеты». Ленин проявлял постоянную заботу о развитии могучего художественного таланта Горького.
…Вечером собирались на террасе у комнаты Алексея Максимовича. Играли в шахматы. Юра Желябужский незаметно сфотографировал группу играющих в шахматы. За столиком сидят В. И. Ленин и А. А. Богданов. Стоят A. М. Горький и жена Богданова.
В то время разгоралась острейшая идейная борьба B. И. Ленина с «богоискателями». Представители этого реакционного религиозно–философского учения называли революцию 1905–1907 годов «карой божьей» и призывали народные массы забыть «грешные земные цели» революционной борьбы, искать спасение в «царстве божьем». Такие «проповеди» были вызваны неверием в силы революции. Вместе с меньшевиками их вели несколько литераторов, состоявших в рядах большевиков, — А. Богданов, В. Базаров, А. Луначарский и другие. На некоторое время они повлияли на А. М. Горького. В их адрес В. И. Ленин, находясь на Капри, высказал острые критические замечания и заявил о том, что по вопросам философии он с ними полностью расходится.
Вскоре под влиянием В. И. Ленина и Марии Федоровны, сумевшей быстро разобраться в подлинном характере разногласий, Горький отказался от своих временных заблуждений.
Перед отъездом В. И. Ленина с Капри Горький и Андреева осмотрели с Владимиром Ильичем окрестности Неаполя, ездили втроем к Везувию и к Помпее. На Капри побывали в местной таверне, видели в исполнении местных танцоров народную тарантеллу. «Мне кажется, — вспоминала М. Ф. Андреева, — что именно с того времени Ленин нежно полюбил Горького. Горький любил Ленина горячо, порывисто и восхищался им пламенно».
Прощались в Неаполе. В. И. Ленин обещал еще раз приехать. И вновь сдержал свое слово. В июне 1910 года он прибыл на Капри и жил там две недели. Там же были Богданов, Базаров и Луначарский. Владимиру Ильичу пришлось опять вести острую борьбу с богостроителями и богоискателями. (Труженики Капри из поколения в поколение передают рассказы о пребывании на острове великого вождя пролетариата В. И. Ленина. К столетию со дня рождения Владимира Ильича каприйские коммунисты собрали средства и открыли в центре острова памятник Ильичу: три призмы из белого мрамора положены одна на другую и как бы символизируют неразрывную связь прошлого с настоящим и будущим. В центре этой своеобразной мраморной пирамиды — барельеф В. И. Ленина. Автор его — всемирно известный итальянский скульптор лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Джакомо Манцу сказал: «Я не имел возможности лично знать Ленина. Этот портрет рожден моим восхищением великим революционером. Думаю, что его личность в той или иной мере наложила свой отпечаток на всех людей. Она наложила отпечаток на всю историю и останется в истории».)
…В декабре 1908 г. в южной Италии произошло страшное землетрясение. За несколько минут порт и город Мессина превратились в груду развалин. Погибло 80 тысяч человек. Многие жители были либо искалечены, либо остались без крова.
«Над милой страной Италией разразилось небывалое еще несчастье», — сообщал А. М. Горький в письме к сыну Максиму.
Воззвание Горького о необходимости помощи пострадавшим, переведенное Марией Федоровной на многие языки, никого не оставляло безучастным. Горький и Андреева испытывали материальные затруднения, но они немедленно передали свою сумму в фонд помощи пострадавшим. За несколько недель Алексей Максимович написал очерк «Землетрясение в Калабрии и Сицилии» (в соавторстве с немецким ученым Майером). Эта книга вышла в 1909 году в Петербурге в издательстве «Знание». На титульном листе было написано: «Весь доход с настоящего издания поступает в пользу пострадавших от землетрясения».
Благодарность простых людей Италии Горькому была так велика, что ее не могли не отметить и русские газеты. Одна из них писала: «…если итальянцы относились до сих пор к жившему среди них Алексею Максимовичу с уважением, то сейчас, при том участии, которое наш писатель принимал в бедствии Италии, эти отношения граничат с любовью».
Материальное положение Горького и Андреевой ухудшалось. Каприйский дом никогда не пустовал, и часто денег не хватало. Приходилось порой обращаться за помощью даже к местным кредиторам. А. В. Луначарский посоветовал Марии Федоровне сократить расходы на приезжающих. Она ответила:
«… Нет, нет, это невозможно! Алексей Максимович заметил бы это. Он оторван от России, но благодаря товарищам, которые приезжают к нему, он не перестает общаться с русскими людьми. Это нужно ему как воздух…»
Мария Федоровна продолжала заниматься художественными переводами. Об этой своей работе она сообщала в одном из писем русским друзьям: «Выучила я за это время испанский язык, так что теперь могу свободно переводить с итальянского, испанского, французского, английского, немецкого. Перевожу добросовестно, не сочиняя, и довольно хорошим русским языком, как говорят, иногда даже просто хорошо. Нет ли у Вас кого знакомых издателей, которым нужна была бы хорошая переводчица?»
«Как–то в разговоре Мария Федоровна предложила перевести итальянские народные сказки. Я тогда же приветствовал эту мысль — издание таких сказок я считаю большим вкладом в бедную детскую литературу. Поэтому, если Мария Федоровна не раздумает взяться за перевод, — это будет прекрасно», — сообщал А. М. Горькому писатель и художник Е. И. Башков — сотрудник одного из издательств Петербурга. Он знал, что Мария Федоровна хорошо изучила итальянские диалекты и фольклор.
29 июля 1911 года М. Ф. Андреева в письме Е. И. Башкову сообщала, что она перевела для детей итальянские народные сказки «Король Гром», «Золотое Перышко», «Мастер что починил, то испортил», «Дочь Людоеда», «Фея–Цветок», «Сверчок», «Король Мельник», «Куколка», «Гипсовый Котик», «Баба Яга», «Сковородка», «Иголка». Переводами народных сказок и художественных произведений писателей Мария Федоровна занималась в короткие и редкие часы своего досуга.
В письме Е. И. Башкову в Петербург от 17 августа 1911 года Мария Федоровна спрашивала: «Меня больше всего беспокоит, так ли мною исполнено дело, за которое я взялась, а также хотелось бы знать, будут ли Вашему издательству нужны народные сказки на неаполитанском диалекте? В тех, которые переведены, действуют все больше короли и королевы, а в неаполитанских — народ и разные смельчаки».
Итальянские сказки в переводах М. Ф. Андреевой читал и одобрял А. М. Горький. Он писал Е. И. Башкову:
«Мария Федоровна уже перевела ряд маленьких, очень милых, на мой взгляд, сказочек. Я их просматриваю, просмотрю еще раз». Эти сказки Горький посвятил Андреевой. Сборник итальянских сказок в переводе М. Ф. Андреевой вышел в Петербурге и встретил горячее одобрение многочисленных читателей.
В 1911 году гостил на Капри один из любимых учеников И. Е. Репина И. И. Бродский. Он сделал портреты А. М. Горького и М. Ф. Андреевой.
Через год на Капри побывала дочь известного общественного деятеля и медика художница М. С. Боткина. Ее карандашный портрет Марии Федоровны всем понравился, он прекрасно передал грустные и милые черты ее лица.
На Капри приезжал из Петербурга К. П. Пятницкий, из Берлина — И. П. Ладыжников. Бывали здесь сын Горького Максим и Екатерина Павловна Пешкова.
В течение всего каприйского периода Мария Федоровна стремилась вернуться на родину. Не покидала ее мечта о театре. «Я — театральный человек, — писала она, — и таким останусь, несмотря на все горы препятствий, отрезавшие меня от моего любимого дела».
Она много занималась итальянскими театрами, изучала их и не теряла надежды вернуться на сцену. Постоянными были ее связи с К. С. Станиславским, с Московским Художественным театром.
М. Ф. Андреева понимала, что возвращаться ей на родину было крайне опасно. Друзья предупреждали ее о том, что она может угодить в тюрьму, поскольку судебное дело о газете «Новая жизнь» в свое время не было закончено.
Андреева писала К. П. Пятницкому: «Против меня имеются веские показания и улики со стороны департамента полиции и охранного отделения. Меня сперва посадят, может быть ненадолго, а затем безо всякого суда сошлют скорее всего на каторгу — за «доказанную принадлежность к партии» и еще кое–что, чего Вы не знаете и от чего отречься я не имею ни возможности, ни права».
Мария Федоровна решилась на нелегкий шаг. Получив паспорт на имя иностранки, она направилась в Россию. С тяжелым чувством оставляла она Горького за границей.
По пути остановилась в Копенгагене. И уже 20 ноября Мария Федоровна пишет своей сестре Екатерине Федоровне Крит: «Получила отчаянное письмо от Алексея, пишет, что тоскует без меня и не знает, как выдержит время нашей разлуки. Мне тяжко, Катечка, очень… Да, надо искать возможность встать на ноги и помочь Алеше».
Из Копенгагена 29 ноября 1912 года она направила письмо А. М. Коллонтай:
«… Сообщаю лично для Вас только: некий Пятницкий, — может быть, вы о нем знаете — совершенно разорил «Знание», истратил все средства Алексея Максимовича, неумело распоряжаясь ими, поставил А. М. в невозможное материальное положение и полную зависимость от него. Стало просто жить не на что, и я еду спасать, что можно, чтобы Ал. Мак. не пришлось писать буквально из–за куска хлеба…
Чем все это кончится, что удастся — не знаю. Сделаю все, что могу».
Стремление помочь Алексею Максимовичу не покидало ее никогда. По дороге в Россию в минуту душевной тоски она 8 декабря 1912 года направила А. Н. Тихонову–Сереброву письмо:
«… Милый мой Тихоныч! Не все ли мне равно, где я и что со мною, если ему скверно?..
Девять лет прожила с ним, почти не расставаясь, и каждая минута жизни была связана с ним — я не знаю и не помню ни одной, когда бы он не был Человеком и Великим Вдохновенным поэтом, — за это можно отдать не только всю свою остальную жизнь, но и позволить содрать с себя с живой кожу — Вы это поймете. Лишь бы ему было легче жить, и он мог бы свободнее работать, а со мной или без меня — это неважно. Лишь бы иметь возможность помогать ему и облегчить его тяжкий путь хоть немного».
