Собравшись в начале 1914 года у меня,1 мы серьезно поставили вопрос о необходимости создания театра классической трагедии, высокой комедии и романтической драмы. […]
С наступлением и развитием революции я стала думать, что наши мечты о создании театра классической трагедии, высокой комедии и романтической драмы в скором времени станут реальностью. Спектакли Юрьева, особенно «Царь Эдип», заинтересовали публику, и Комиссариат народного просвещения в лице А. В. Луначарского широко пошел навстречу плану возрождения классического репертуара. Очевидная польза и необходимость этого репертуара для народных масс, в которых надо было поддержать пламя идейных стремлений и глубоких чувств, была как нельзя лучше учтена государственной властью, увидевшей в создании театра высокого стиля одно из могучих средств воспитания пролетариата.
Я прошу только отметить, что идейная сторона нашего театра ни в коем случае не примыкала к культу исключительно классической трагедии, что ставил своей целью Юрьев. Классическая трагедия — эта трагедия рока, судьбы, тяготеющей не только над людьми, но и над богами, — она была годна для революционного настроения народа лишь постольку, поскольку отучала его от пошлости. Но эта же трагедия — учением о страшной судьбе, с которой нельзя было бороться, парализовала силы пробуждающегося народа, в корне подрезала все его порывы ввысь, поселяя в душе невольную мысль: зачем бороться, куда-то стремиться, если все равно в один прекрасный день борьба закончится гибелью борцов?..
Поэтому мы и решили будущий наш театр отдать прежде всего «романтической драме», где человек борется как с подобными ему людьми, так и с собственными страстями, и если гибнет, то не по воле слепого рока, а по собственной вине…
Интервью Андреевой приведено в статье Н. Мишеева «Большой драматический театр (к истории возникновения)» в сб. «Дела и дни Большого драматического театра», 1919 (П–г). В этой же статье даны интервью Юрьева и Монахова. В частности, Монахов говорил:
↩«Я смею назвать себя одним из пионеров идеи зарождения Большого драматического театра. Впервые мысль о нем возникла у нас с М. Ф. Андреевой в 1914 г. во время совместной службы в “Московском свободном театре”. Война, к сожалению, помешала осуществлению задуманного.
В прошлом году, осенью, когда я гастролировал в “Палас-театре”, неожиданно заглянули ко мне в уборную М. Ф. Андреева и Ф. И. Шаляпин.
— Николай Федорович, — сказала мне Мария Федоровна, — наступил момент, когда мы можем и осуществить давно задуманную нами идею о театре романтической драмы, и вместе с тем помочь государству, безусловно нуждающемуся в таком театре.
Не могу вам сказать, как я был обрадован подобным заявлением! Осуществлялась ведь давнишняя мечта всей моей жизни. Пред перспективой выступить в театре высокого стиля отходило на задний план все остальное».
