Глубокоуважаемая Мария Федоровна!
Только что получил Ваше письмо и спешу сказать, как рад был Вашим строкам. Прежде всего радуюсь Вашему хорошему отношению к Алексею Максимовичу, хорошо, что Вы его сохранили. В моих воспоминаниях о Капри остались Вы с Алексеем Максимовичем — вы так хорошо дополняли один другого.
За эти долгие и жестокие месяцы, которые я провожу вместе с моим народом, часто и очень часто вспоминаю с самым хорошим чувством о вас обоих. Радуюсь Вашему возвращению на сцену, это возвращение, по-моему, — возвращение к самой настоящей Вашей жизни. От души желаю Вам наполнить эту жизнь здоровой силой, подлинным делом и успехом. Надеюсь, что, по воле аллаха, я буду наслаждаться Вашим искусством после всего этого кровавого одурачения и мои земляки будут иметь возможность аплодировать Вам здесь.
Если и для своей «Самодивы» я смогу воспользоваться Вашим талантом, то я не хочу большего ни для себя, ни для своего произведения. Но я Вам еще на Капри говорил1, что перевод этой вещи на русский язык не годится; теперь у меня есть и второй перевод, однако я не думаю, что и он был бы удовлетворителен. Дело в том, что из всех моих вещей эта — одна из самых красочных и все дело в нюансах поэта. К сожалению, люди, которые брались за перевод, не знали как следует русского языка и если прямо не тушили характерности моих слов, то искажали все: свежесть балканских трав и запах их путали с дешевыми румянами и одеколоном.
На днях я вышлю два перевода, и, если Свободный театр возьмется за дело, я думаю, с помощью этих переводов какой-нибудь русский молодой писатель сделал бы третий хороший перевод. Да, может быть, и я приеду в Москву и смогу этому помочь. Теперь я Вас прошу, Мария Федоровна, только об одном: прочесть и разобраться как-нибудь в этих переводах и потом написать мне Ваше впечатление о «Самодиве». Мне кажется, что там есть довольно благодарный материал и для артиста и для режиссера. Особенно во втором акте (со всеми этими костюмами и дикой самодивской пляской, песнями среди балканских гор) можно многое сделать.
Последняя пьеска, о которой Вы спрашиваете, называется «Мать», но она пока не переведена на русский язык и не знаю, насколько пригодилась бы Вам, ибо не забывайте — она только в одном акте. Вместо пьесы «Мать» посылаю ту драму, о которой говорили с Алексеем Максимовичем, если Вы только вспомните, — «Строители». Она переведена, мне кажется, немножко лучше, чем «Самодива». Теперь я веду переговоры о ее постановке с парижским Антуаном. Так как пошла мода на Болгарию, он хочет ее поставить, но опять тот же камень преткновения: нет хорошего переводчика, и не только переводчика, но и, как он требует, истолкователя, знающего французский язык. «Строители» — моя первая вещь, там есть легко исправимые шероховатости, но она показывает всю трагедию моего народа с момента, когда он вступил в сознательную жизнь. Может быть, это будет интересно и Свободному театру. В ней одна только женская роль, и я очень хотел бы соблазнить ею Вас — ведь это же болгарская прекрасная Елена!2
От души желаю Вам успеха в Киеве и буду весьма рад, если Вы дадите мне знать, как прошли Ваши гастроли.
Жена и я шлем Вам искренний и сердечный привет и желаем всего доброго.
Преданный Вам Петко Тодоров
София 5 май 1913
Адрес: Петко Тодоров Народна Библиотека
Письмо написано Тодоровым по-русски. В текст внесено несколько коррективов грамматического и стилистического характера.
… я Вам еще на Капри говорил… — Разговор Андреевой с болгарским писателем Тодоровым о неудачном переводе его пьесы «Самодива» («Фея гор») относится к апрелю 1912 г., когда состоялось их знакомство. Подробный рассказ Тодорова о качестве переводов, по-видимому, вызван намерением Андреевой включить пьесу в репертуар Свободного театра, в труппу которого она вступила.
10 сентября 1913 г. газета «Театр» сообщала:
«Вчера приехал в Москву болгарский писатель Петко Тодоров. Вечером Петко Тодоров посетил Свободный театр. В середине сезона там идет его пьеса “Самодива”. Главную женскую роль будет исполнять М. Ф. Андреева».
Постановка осуществлена не была.
↩- … ведь это же болгарская прекрасная Елена! — Тодоров, очевидно, проводит аналогию между героиней своей пьесы и Еленой из романа И. С. Тургенева «Накануне». ↩
