16. М. Ф. Андреева — Е. Ф. Крит. (Сентябрь 1906, Адирондак)

Дорогая моя Катечка! Только что¹ писала тебе длиннейшее послание, но вот получила сегодня очень тяжелое письмо от Л. Б. [Красина], и приходится беспокоить тебя разными просьбами… У тебя, милуша, должна храниться расписка Малянтовича в том, что я ему передала полис С. Т. [Морозова], и собственноручное его письмо. Для меня сейчас это письмо является страшно ценным, так как вопрос идет очень щекотливый для моего достоинства. Я написала Малянтовичу, чтобы он сохранил это письмо до моего приезда, и пусть так и будет. Но пусть он даст тебе или кому другому засвидетельствованную у нотариуса копию с этого письма. В нем сказано, что С. Т. поручает деньги мне, так как я одна знаю его желания, и что он никому, кроме меня, даже своим родственникам, довериться не может. Затем, я считаю, что распорядиться деньгами следует так: 1) уплатить расходы Малянтовичу, полагаю, это будет не больше тысячи, 2) отдать Л. Б. 60 тысяч целиком², 3) отдать долг К. П. — полагаю, что это будет тысяч 15, 4) все, что остается, — тебе на расходы! Исходя из расчета, что получено будет 89.000,

Малянтовичу — 1000 р.

Л. Б. — 60 000 р.

К. П. — 15 000

__________________

                76 000

  89 000

  76 000

  13 000 — приблизительно — тебе.

Надеюсь, что этого тебе на год хватит? А там что будет — увидим. Иначе поступить я не считаю возможным. Так-то, родная моя…

Тяжко мне невыносимо, что я ничего не зарабатываю! По совести знаю, что я не живу на счет А. М., потому что работаю я как вол, печатаю для него, перевожу, даю уроки, — но все это заработок грошовый и я лично нуждаюсь очень сильно, иногда это бывает трудно, но в общем ничего себе, и угнетает меня только мысль о средствах для детей.

Скажи Андрею Алексеевичу, что я прошу его подождать получать с меня те деньги, которые мне пришлось взять в Москве: буду служить — отдам ему, конечно, все. Кстати, пришли мне его адрес, мне надо ему ответить на его письмо, но я не знаю куда. В середине октября мы едем в Европу — хотели бы жить в Париже, но по некоторым соображениям думаю, что это вряд ли удастся. Едем кругом, на Неаполь³, так как здоровье А. М. неважно, а океан ему очень полезен и мы надеемся, что он за дорогу отдохнет и поправится. Сейчас он очень худ, бледен, работал все это лето — как никогда! Как только выяснится хоть сколько-нибудь, где можно будет жить и можно будет хоть немного устроить А. М., — еду к вам. Считаю это необходимым, чтобы устроить всякие свои дела, и невыносимо хочется видеть детей. Получила я письмо от Тихона, такое, что дня три ходила как в воду опущенная. Судя по нему, думаю, что Юра не у Тенишева. Пишу ему самому. — А что Катя? Женя? На днях увидела их во сне, что иду и вижу — они… бросилась к ним, ноги подкашиваются, хочу крикнуть — не могу, доползла как-то до них, ухватила их руками — и проснулась, потому что сама чувствую, что вою диким голосом…

Я тебе писала, как мы сейчас живем? Не помню… Ну да ничего, если и еще раз напишу. У наших хозяев был съезд гостей 1 сентября. А. М. не хотелось жить на народе, и мы перебрались на ферму. Живем без прислуги, я сама готовлю, мою, шью и в то же время печатаю. Это довольно комично, должно быть, выходит. Но моя милая и невзыскательная публика находит мою стряпню вкусной. Вот уже два дня, как А. М. сам печет превкусные лепешки, которые исчезают с необыкновенной быстротой. Оголодали мы на американском кушанье и рады поесть по-русски. До чего я стала патриоткой-то, подумай!

Пиши мне теперь по следующему адресу — Berlin 145, Uhlandstraße, HerrnIwanLadyschnikoff — оттуда скорее перешлют. Себе не верю, что мы отсюда едем, и все боюсь, что вдруг что-нибудь опять случится и задержит нас здесь.

Как я устала, Катя, как устала, милая моя, и мне 145 лет… понимаешь? Что папа и мама — живы? Я ведь им не пишу потому, что, может быть, они боятся. Я тебя об этом как-то спрашивала, а ты мне ничего не ответила. Как все далеко! Я ведь здесь точно в гробу. Иногда я даже думаю, что, может быть, я и вправду уже умерла и это все, что со мной происходит, это уже другая жизнь — так все, все, все другое и по-другому. […]

Как-то Володя устроится? На него за что гонение — известно?⁴ Мучает меня — не из-за моего ли родства? Боюсь, что так.

Ты писала мне как-то о Надеине, чтобы попросить его. Родная ты моя, я думаю, Шауфус на него и внимания-то теперь не обратит. Митрофан Петрович не обратит внимания на мою просьбу. Написать-то я, конечно, могу хоть десять писем, да не будет от этого, думается мне, никакого толку. […]

Так много всегда надо и сказать и спросить тебя, да как подумаешь, что две недели письмо идет к тебе да две от тебя — руки опускаются.

До свиданья, сестричка моя!! Целую тебя. Детям напишу отдельно, а так ты их всех поцелуй…

Алеша целует тебя.

Твоя Маруся