Дорогие друзья!1
… Из газет вы увидите, что многие меньшевики сильно поручнели и готовы очень далеко пойти в сторону увлечения исключительно «легальными» способами борьбы. Между тем события складываются так, что новый подъем революционной волны представляется неизбежным. Бесплодность думы, безопасность канители, заведенной там кадетами, для правительства и самодержавия станут скоро очевидны для всех. Отсюда ясно, что тактика, рассчитанная только на легальность, тактика, альфой и омегой которой теперь выставляется положение, что революция не может и не должна пройти мимо думы, обречена на самое жестокое крушение, последствия же ее для тех, кто при повторении декабрьских дней должен будет выйти на улицу, окажутся просто предательскими. Практически это значит, что, подчиняясь всем решениям съезда и отрицая раскол, нам придется не только воевать за свои такт[ические] принципы, но и делать все возможное — а рамки устава в этом отношении достаточно широки, — чтобы не забрасывать техники и практич[еской] подготовкик тем великим событиям, которые непременно, с стихийной необходимостью наступят, от которых мы не отговоримся никакими резолюциями «против вооруж[енного] восстания», никакими парламентскими с[оциал]-д[емократическими] фракциями.
М[еньшеви]ки в этом отношении народ шока (до новых уличных боев; тогда и они опять полезут на стену) совершенно невменяемый. На всю полосу ноябрь — декабрь они сейчас смотрят как на «сплошную ошибку». Москва их ничему не научила, вооружение, разработку планов восст[ания], организацию боевых сил, их обучение, все это они рассматривают как простую игру в заговор, приличествующую лишь «анархистам» из большинства2. Тем серьезнее и ответственнее роль тех парт[ийных] организаций, которые не увлекаются никакими конституционными иллюзиями и трезво смотрят в глаза надвигающимся боям, боям в самом непосредственном военном значении слова. Драться придется, и еще не один раз; значит, надо и готовиться, и тем серьезнее, чем больше беззаботности в этом отношении проявляют товарищи из м[еньшинст]ва.
Я останавливаюсь на этой стороне дела, так как мне важно, чтобы вы и Стрела[1] обсудили этот вопрос и затем сообщили мне свое мнение. Если вы оба станете на ту же точку зрения, это сейчас же должно иметь своим последствием то, что по кр[айней] мере часть добываемых вами средств должна получить специальное назначение, и лишь часть передаваться ЦК на его общие расходы. Иначе из них ни копейки не пойдет на оружие и т. п. вещи.
Практически, впредь до получения от вас ответа на это письмо, получаемые от вас деньги я буду держать особо, пока мы не решили вопроса о их распределении.
… Пока еще жив Никитич[2], туда-сюда, а если он часом заболеет3 и его место займет меньшевик, тогда всякая возможность контроля исчезнет.
Итак, я ставлю на ваше обсуждение вопрос о назначении средств и рекомендую иметь в виду, что из 10–головой коллегии[3] лишь три «заговорщика» и «анархиста», верящих в реальность таких вещей, как маузеры, пулеметы и проч. Семерка же увлечена исключительно «идейной» борьбой и спит и видит через какую-нибудь щель провести хоть полдюжины кавказцев в Таврический дворец.
Здесь я кончаю пока свое не в меру разбухшее послание. Личных новостей мало. Марат[4] едет куда-то к Енисею4, дядя Миша[5] 5 и брат[6] — не знаю где. Амнистии эти подлецы не дают, а если и дадут, то пока, вероятно, лишь куцую. […]
Ну, всего лучшего. Крепко жму руку.
Горячий привет вам обоим, а также Г. Ф.[7]
Ваш Никитич
[1] «Стрела» — М. Ф. Андреева. — Ред.
[2] «Никитич» — партийная кличка самого Л. В. Красина. — Ред.
[3] Имеется в виду ЦК, избранный IV съездом РСДРП, состоявший в большинстве своем из меньшевиков. — Ред.
[4] «Марат» — В. Л. Шанцер. — Ред.
[5] «Дядя Миша» — М. А. Михайлов. — Ред.
[6] «Брат» — эсер П. М. Рутенберг. — Ред.
[7] «Г. Ф.», «Герман Федорович» — партийные клички Н. Е. Буренина. — Ред.
В следующем письме, от 6 (19) августа 1906 г., Красин подробно сообщал в США Горькому и Андреевой о Свеаборгском восстании, ходе забастовок, об аграрном движении в деревне, о борьбе с меньшевиками и т. д. («Протоколы съездов и конференций Всесоюзной Коммунистической партии (б). Первая конференция военных и боевых организаций РСДРП», М., 1932, стр. 252–257). Из этих писем видно, как тесно были связаны Горький и Андреева с руководящим центром большевиков, какое активное участие принимали они в первой русской революции.
- Письмо публикуется по сб. «Второй период революции, 1906–1907 годы», т. 1, М., 1957, стр. 44–48. Написано Красиным вскоре после IV съезда РСДРП, где был избран ЦК, в составе которого было семь меньшевиков и три большевика. ↩
- … простую игру в заговор, приличествующую лишь «анархистам» из большинства. — Красин имеет в виду демагогические выпады меньшевиков, называвших «анархистами» большевиков за то, что они продолжали готовить массы к решительной революционной борьбе, организовывали за границей закупку оружия, накапливали боевую технику. ↩
- … Пока еще жив Никитич, туда-сюда, а если он часом заболеет… — Красин («Никитич»), член ЦК РСДРП, имеет в виду возможность своего ареста. ↩
- Марат едет куда-то к Енисею. — «Марат» (В. Шанцер) — один из руководителей Московского комитета партии в 1905 г. — был арестован накануне Декабрьского вооруженного восстания в Москве и сослан в Сибирь. В 1905 г. Андреева выполняла многие партийные поручения «Марата». ↩
- Дядя Миша — подпольная кличка большевика Михаила Александровича Михайлова, ведавшего в 1905 г. приобретением оружия для московской большевистской организации. ↩
