Август 1904, Москва1
Дорогая Марья Федоровна! Вот уже почти месяц, как я ломаю башку над разрешением того громадного для меня вопроса, который Вы мне поставили. Савве Тимофеевичу я так-таки ничего толком и не ответил. Он ждал от меня ответа и не дождался. Стыдно и неловко мне и перед ним и перед Вами, но что же делать — Вы поймете, какой это для меня большой вопрос.
Как бы то ни было, вопрос решен: я принужден отказаться от Вашего предложения. В этом году я не в силах уйти из Художественного театра, вернее, уйти от Станиславского. Этот необыкновенный человек имеет надо мной и власть необыкновенную. Я с ним много и откровенно говорил по этому поводу, и вот что я Вам скажу, дорогая Марья Федоровна. Как ни велика надо мной власть Станиславского, я почувствовал, что не в ней одной дело, что я легко мог бы не подчиниться ей, перешагнуть через нее, если бы… И вот в этом «если бы» вся штука — если бы во мне не заговорили, совсем неожиданно, благородные чувства — я не шучу, Марья Федоровна, — именно благородные чувства, какие редко, может быть раз в жизни, вдруг заговорят в человеке.
Вы легко поймете, какое это чувство, если вспомните, что сделал для меня Станиславский. Я, конечно, не говорю о том, что он помогал мне в создании ролей — это не так важно, мог помочь, а мог и помешать — и не о том, что ему я обязан своим положением, успехом, некоторым именем и т. д., — это все суета. Я говорю о том, что он разбудил во мне художника, хоть маленького, но искреннего и убежденного художника, он показал мне такие артистические перспективы, какие мне и не мерещились, какие никогда без него не развернулись бы передо мной. Это дорого, это обязывает, это вызывает благодарность. И когда нужно показать на деле эту благодарность, когда тебе говорят, что ты своим уходом зашатаешь то дело, в которое я, Станиславский, вложил всю свою душу, и, наоборот, оставшись хоть на год, поможешь пережить кризис, — неужели ты все-таки уйдешь?
Согласитесь, Марья Федоровна, что Художественный театр переживает острый кризис в этом году — по целому ряду причин, всем известных. Он или оправится и снова поднимет голову, или через год прикончится. Это для меня ясно. Станиславский любит это дело, как собственное дитя, и делает всяческие усилия, чтобы дать театру пережить кризис благополучно. Я не страдаю манией грандиоза, но должен верить ему, когда он говорит, что во всякое другое время мой уход можно пережить легко, теперь же он является ужасной жестокостью, даже по отношению к нему лично. На эту жестокость я и не могу решиться теперь. Вполне уверен, что через год обстоятельства театра изменятся — так или иначе, и я найду в себе достаточно решимости, чтобы удрать к Вам, если Вы этого захотите. А как я хочу, Вы не можете сомневаться — уже по одним моим мучительным колебаниям. Благодарю сердечно.
Целую ручки Ваши и кланяюсь Алексею Максимовичу.
Ваш Качалов.
Нина[1] Вам давно уже ответила. Может быть, не получили? Она Вам написала в Ригу.
[1] Н. Н. Литовцева. — Ред.
- Печатается по подлиннику, хранящемуся в Музее МХАТ, датируется по времени пребывания Андреевой в Старой Руссе. Речь идет о приглашении Качалова в труппу нового театра, который намеревались создать Горький, Андреева, Комиссаржевская, Незлобии и Морозов. Ветеран русской сцены, артист театра Незлобина В. И. Лихачев пишет о подготовительной работе к созданию этого театра, свидетелем которой он являлся: «Летом 1904 года, во время пребывания Алексея Максимовича Горького и М. Ф. Андреевой в Старой Руссе, обсуждался проект организации театра в Петербурге. От Веры Федоровны Комиссаржевской для переговоров приезжал в Старую Руссу К. В. Бравич. Обсуждался состав труппы из артистов театра Комиссаржевской и из рижского театра Незлобина, и велись переговоры с артистами Московского Художественного театра В. И. Качаловым и Н. Н. Литовцевой. Режиссерами намечались К. А. Марджанов и А. А. Санин. Здание для этого театра предполагалось снять на Литейном проспекте. Переговоры продолжались интенсивно до конца 1904 года уже в Риге, где были Горький, Андреева и куда опять приезжали Морозов и Бравич, но события кануна 1905 года помешали осуществлению намечавшихся планов». (Заметки В. И. Лихачева, адресованные составителям книги, 1957 г.) ↩
