Перед приездом в Гельсингфорс Марии Федоровны Андреевой и Алексея Максимовича Горького Николаю Евгеньевичу Буренину пришлось немало поработать. В разных городах он устраивал концерты, сбор с которых целиком поступал в кассу партии. Ему помогали финские товарищи. На этот раз надо было не только организовать концерт, но и обеспечить безопасность Горького, приехавшего в Финляндию после разгрома Декабрьского вооруженного восстания в Москве. В московских событиях 1905 года и он и Мария Федоровна принимали активное участие. Только благодаря тому, что официальным устроителем концерта числился знаменитый финский художник Аксель Галлен-Каллена, Н. Е. Буренину удалось получить помещение Финского национального театра. Скульптор Альпо Сайло взял на себя организацию на время концерта охраны здания, чтобы внутрь не проникли преследовавшие писателя и его жену царские шпики.
Подняли занавес. В зале царило праздничное настроение. Заполнившие его финны сочувствовали русской революции. Торжественно звучал оркестр под управлением дирижера Каянуса. Публика с большим вниманием слушала датскую певицу Эллен Бек. Но с каждым новым выступлением артистов напряжение зала делалось большим и большим. Ждали, когда на сцене появится Горький. А устроители концерта решили выпустить его «под занавес».
Конферансье подошел к самой рампе и объявил: «Мария Федоровна Андреева». Имя ее, одной из ведущих актрис Московского Художественного театра, в последние дни в связи с предстоящим концертом мелькало во всех гельсингфорсских газетах. На сцену вышла стройная, изящная, молодая, очень красивая женщина. Все поднялись со своих мест. Кричали по-фински «ура!» — «элякен!!!». Ей долго не давали произнести ни слова. Артистка стояла растроганная, улыбающаяся.
Сейчас, в этом наэлектризованном зале, Андреева вовсе не собиралась читать отрывки из пьес, шедших с ее участием в Московском Художественном театре. Она много видела и пережила в последние месяцы. На ее глазах прошли события революции… Чувствуя настроение присутствующих, она неожиданно для самой себя нарушила программу концерта и начала свое выступление речью. В притихший зал неслись гневные, смелые слова:
— Помните всегда, как наши братья, стоявшие за свободу, были растерзаны на улицах Москвы! Помните всегда, как там гремели пушки и лилась горячая кровь братьев свободы!! Помните все, что наши братья сидят в холодных, сырых тюрьмах! Пойдем и освободим тех, которые закованы в кандалы!
Так речь М. Ф. Андреевой записали все-таки проникшие в зал агенты русской полиции. Она стала известна петербургским жандармам и послужила основанием для составленного ими впоследствии документа:
«Андреева Мария Федоровна.
Привлечена в качестве обвиняемой к дознанию в порядке 1935 ст. уст. угол, суда — по делу социал-демократич. организации, находящемуся в Судебн. палате…
Обвинялась:
1. В прочтении воззвания противоправительственного содержания на литературно-музыкальном вечере в Гельсингфорсе в пользу пострадавших от беспорядков в России…»
Слушавшие Марию Федоровну в Финском национальном театре даже не заметили, как пылкая речь ее перешла в чтение стихов. Устремив в публику свои прекрасные глаза, горевшие ненавистью к палачам народа, она читала:
Кто за нас, иди за нами,
И сомкнутыми рядами
Мы пройдем над головами
Опрокинутых врагов,
Кто за нас, иди за нами,
Чтобы не было рабов!
Сами по себе стихи Ив. Руковишникова вовсе не были хороши. По в чтении Андреевой они, так же как и ее речь, звучали страстным призывом. Голос, выражение лица актрисы разрушали языковые барьеры. Она бросала революционный клич, и его подхватывал зал.
Через несколько дней Мария Федоровна выступала в другом концерте. В Доме пожарного общества он был устроен под руководством начальника рабочей Красной гвардии капитана Кока. На этот раз она читала стихи и по-русски и по-фински. Вместе со всеми пела «Интернационал». Горького и Андрееву после концерта подняли в креслах и на вытянутых руках носили по залу с пением революционных песен. Так чествовали финские товарищи не только замечательную женщину, талантливую актрису, спутницу жизни Горького, но и русскую революционерку, которую опи узнали и горячо полюбили.
* * *
Океанский гигант «Кайзер Вильгельм Гроссе» уже давно покинул французский порт Шербур и приближался к берегам Америки. Еще день, и пароход бросит якорь в нью-йоркском порту. Мария Федоровна Андреева сидела на палубе в шезлонге.
Как круто повернулась ее жизнь! Еще совсем недавно жила Мария Федоровна Андреева в кругу высшего московского чиновничества, была для всех, ее знавших, красивой, прекрасно воспитанной, любезной светской дамой, женой действительного статского советника А. А. Желябужского и одной из самых популярных актрис Московского Художественного театра, любимицей публики, избалованной восторженными отзывами прессы. И никто из ее светских знакомых, почти никто из товарищей по театру не мог предполагать, что у нее совсем другая жизнь, полная тревог и опасностей, каждодневного риска. Кому могло прийти в голову, что Мария Федоровна Андреева еще до открытия Московского Художественного театра посещала марксистский кружок, пытливо вчитывалась в произведения Маркса и Плеханова, с первых номеров читала «Искру», собирала деньги для арестованных студентов, после раскола в РСДРП помогала большевикам, а в 1903 году ездила в Женеву и познакомилась там с Лениным.
Светская дама и популярная актриса! Уже такое сочетание казалось неестественным. Но светская дама, актриса и подполыцица-большевичка! Это уже было чем-то из ряда вон выходящим, чудом, в которое трудно верилось. Не случайно Ленин дал Марии Федоровне партийную кличку Феномен.
Только благодаря своему общественному положению Мария Федоровна несколько лет ускользала от бдительного ока жандармов и спасала других. Она уберегла от ареста одного из близких соратников В. И. Ленина — Л. Б. Красина, устроив его инженером на подмосковную фабрику своего друга С. Т. Морозова.
Однажды она выручила большевика Н. Э. Баумана, известного в Москве под именем Ивана Сергеевича. Шел декабрь 1903 года. В Московском Художественном театре играли очередной спектакль. За кулисами ходил молодой человек с фотоаппаратом. В каждом антракте он появлялся в уборной М. Ф. Андреевой. Никто не обращал внимания на фоторепортера. Но вот.окончился спектакль. Мария Федоровна вышла на улицу через актерский подъезд под руку с какой-то довольно высокой дамой, лицо которой было закрыто густой вуалью. Они сели в поджидавший их экипаж и поехали к Марии Федоровне домой. «Дама» была переодетым в женское платье фоторепортером. А фоторепортер — Николаем Эрнестовичем Бауманом.
Мария Федоровна поселила Баумана в своей квартире. На рождество она принимала визитеров. На второй день праздника пришел поздравить ее московский обер-полицмейстер Трепов. Он расточал комплименты. Мария Федоровна любезно отвечала. Казалось, ничто ее не волнует. Отсидев положенное, гость попрощался. Уже направившись к двери, он обернулся и улыбнулся хозяйке. Трепов не мог предположить, что в это время в ее квартире находился -разыскиваемый его агентами «государственный преступник».
В своем доме Мария Федоровна хранила паспорта, которыми партия снабжала профессиональных революционеров. Сюда как-то пришла нижегородская социал-демократка Вера Кольберг и по записке Горького получила документы для двух своих товарищей. Еще в апреле 1903 года М. Ф. Андреева ездила в Нижний Новгород. Жандармам было невдомек, что в эту свою поездку она привезла нижегородским социал-демократам первомайские листовки, которые передала им через Алексея Максимовича Горького. А как изобретательна была Мария Федоровна в изыскании средств для партии! Под легальными вывесками она устраивала всевозможные лотереи, концерты, сборы пожертвований. Деньги же передавала в кассу большевиков. Финансовый агент партии! В этом качестве Мария Федоровна проявила себя еще до того, как официально стала ее членом.
И вот жизнь М. Ф. Андреевой резко изменилась. Не стало светской дамы, дом которой посещали и крупные чиновники, и цвет московской буржуазной интеллигенции. В конце 1903 года молодая женщина ушла из дома мужа к горячо любимому человеку — Алексею Максимовичу Горькому. В 1904 году Андреева, уже работавшая для партии большевиков, официально вступила в ее ряды.
Шел 1905 год. Сколько радостей и горестей принес он Горькому и Андреевой! Трудно даже представить себе, что творилось в душе Марии Федоровны, тяжело заболевшей в Риге, когда Горький был арестован, препровожден в Петербург и заключен в Петропавловскую крепость. Еще не окрепнув, она сделала все для освобождения Алексея Максимовича. Горького выпустили под залог до суда, который не сулил ему ничего хорошего.
Осенью 1905 года Горький и Андреева переехали в Москву, поселились в самом центре города, на углу Воздвиженки и Моховой, рядом с университетом. Квартира их стала одним из центров, из которого нити протягивались во все уголки революционной Москвы и в Питер. Здесь в дни Декабрьского вооруженного восстания в комнате за кабинетом Горького была организована лаборатория по изготовлению бомб — «македонок». Сюда пришел весь обмотанный бикфордовым шнуром нижегородец Митя Павлов. В этой квартире появлялась связная из Питера, член боевой технической группы Наташа, Феодосия Ильинична Драбкина, бесстрашно доставлявшая взрывчатые вещества.
Марию Федоровну Андрееву окружали люди героические, самоотверженные, и она и Алексей Максимович шли вместе с ними, в первых рядах борцов, бесконечно преданных делу революции. В октябре 1905 года черносотенцы убили И. Э. Баумана. Двухсоттысячная похоронная процессия медленно двигалась по улицам Москвы. Среди множества венков был один, на ленте которого было написано: «От М. Горького и М. Андреевой — товарищу, погибшему на боевом посту».
В дни Октябрьской политической стачки артисты и сотрудники Московского Художественного театра постановили: «…присоединиться сочувствием к бастующим». Решающую роль в этом сыграла М. Ф. Андреева. Трижды собиралась труппа, и трижды на ее собраниях выступала Мария Федоровна. Сначала ее мало кто поддерживал. Но в конце концов победа осталась за актрисой-болыневичкой и теми, кто пошел за ней.
Имя Марии Федоровны Андреевой связано и с первой легальной большевистской газетой, которую стал редактировать приехавший из-за границы Ленин. 27 октября 1905 года мальчишки-газетчики, как всегда, сновали по улицам Петербурга. Но на этот раз в числе других они выкрикивали название никому еще не известной газеты:
— «Новая жизнь», покупайте «Новую жизнь»!
Люди, покупавшие газету, читали на первой странице: «Издательница М. Ф. Андреева». Деньги на газету достали Мария Федоровна и Алексей Максимович. И в Питер по вызову Л. Б. Красина они ездили вместе. Там предстояло обсуждение работы «Новой жизни» и московской газеты «Борьба». В Петербурге Мария Федоровна во второй раз встретилась с Владимиром Ильичем.
Осенью 1905 года М. Ф. Андреева была чрезвычайно загружена революционной работой. И все-таки она регулярно выступала в театре в очередных спектаклях и тщательно готовила роль Лизы в пьесе Горького «Дети солнца». Пьесу эту Алексей Максимович написал, сидя в Петропавловской крепости. В ней он гневно обличал буржуазную интеллигенцию, считающую себя солью земли и равнодушную к судьбам народа. Роль давалась Марии Федоровне с трудом. Уж очень она не соответствовала ее характеру, темпераменту. Сильная, волевая женщина должна была перевоплотиться в слабую, беспомощную, сломленную жизнью девушку. Мария Федоровна много думала над этой ролью, искала себя в ней. Пробовала и так и эдак. Наконец нашла! Реплики Лизы, которые могли прозвучать беспредельной тоской, безвольной жалобой, в исполнении Марии Федоровны приобрели совсем другой характер. Они стали средством выражения гнева, возмущения тем обществом, в котором жила эта девушка, обществом, с которым в реальной жизни боролась Мария Федоровна Андреева. Так актриса-большевичка нашла себя в новой для нее роли, и боль Лизы стала ее болью…
Отдыхая в шезлонге на палубе комфортабельного океанского парохода, где все было так празднично и водная гладь казалась безбрежной, М. Ф. Андреева перебирала в памяти события своей жизни последних лет. Она была еще под свежим впечатлением пережитого в Финляндии, особенно в Гельсингфорсе, где ей и Алексею Максимовичу довелось вновь увидеться с Владимиром Ильичем Лениным. Алексей Максимович ехал, чтобы рассказать всему миру правду о русской революции и собрать средства для партии. В выполнении этой миссии ей предстояло стать его деятельной помощницей. А потом — Берлин. Сумрачная, вся из серого камня, столица кайзеровской Германии. Встречи с лидерами германской социал-демократии. Какими умиротворенными, благополучными показались они Марии Федоровне! Нет, Ленин и его соратники совсем другие. У них в груди— пламенное сердце Данко. Она очень любила эту легенду Горького, часто читала ее со сцены на вечерах, вызывая бурю оваций у революционно настроенной молодежи.
* * *
И вот наконец нью-йоркская гавань. Встречавшие Горького составляли большинство в толпе, которая что-то выкрикивала, я?ести-кулировала, махала приветственно шляпами и кепками. Горький, Андреева и Буренин стояли на палубе. Пароход пришвартовался. Пассажиры спустились па берег. На следующий день нью-йоркские газеты сообщали о приезде Горького. В одной из них было написано: «Буря энтузиазма приветствовала Максима Горького… Встреча эта затмила собой прием, который был оказан борцу за свободу Венгрии Кошуту и создателю единой Италии Гарибальди, когда они прибыли в Америку. Писатель-революционер призывает помочь русскому народу в его борьбе за свободу! Поддержим этот призыв!»
С первого же дня их пребывания в Америке в центре событий оказался не только Алексей Максимович, но и Мария Федоровна. Горького осаждали репортеры газет, к нему приходили люди, сочувствовавшие его политическим позициям, поклонники литературного таланта. Среди посетителей не было недостатка и в просто любопытных. Мария Федоровна всегда была с Алексеем Максимовичем, неустанно оберегала его от ненужных встреч и переводила речи Горького на митингах, его беседы с американцами. С русского на английский, с английского на русский — ох, как это было утомительно. Казалось, что вот-вот иссякнут силы. Горькому нужно было так много выступать, иногда в один и тот же день в разных городах, что Мария Федоровна превращалась в «доверенное лицо» — читала собравшимся на митинг текст речи, написанный Алексеем Максимовичем. Читала она так вдохновенно, взволнованно, что в восприятии слушателей сама превращалась в оратора и вызывала гром рукоплесканий. В одном из своих писем этого времени Горький писал: «М. Ф… 1-го мая здесь в Нью-Йорке будет читать написанную мною речь о русской женщине. Я в это время буду в Бостоне». И в другом письме: «М. Ф. на митинге, а я готовлюсь на другой — завтра».
В Америке, как и везде, М. Ф. Андреева была неизменной помощницей А. М. Горького. Но этим ее деятельность но ограничивалась. Ее здесь узнали не только как «миссис Горки». В памяти американцев она осталась русской революционеркой, женщиной, образ которой многие из них сохранили в своей дун!е на всю жизнь. Многие американки, слушавшие ее на митингах, писали ей трогательные письма, свидетельствовавшие о том, что М. Ф. Андреева стала для них воодушевляющим примером. В одном из таких писем мы можем прочесть: «В Вас я найду то, чего мне недостает». А Престония Мартин, в доме которой А. М. Горький и М. Ф. Андреева прожили несколько месяцев, всегда отзывалась о Марии Федоровне как об «одной из наиболее благородных женщин».
Восторженное отношение к Андреевой лучшей, передовой части американских женщин не изменила и та клеветническая кампания, которая была поднята против нее и Горького реакционными органами американской печати. Агенты царского правительства, а также эсеры, которым Горький отказался выделить деньги, собиравшиеся им на нужды большевистской партии, «подкинули материал», и машина завертелась. Какой же это был «материал»? Алексей Максимович и Мария Федоровна не состояли в церковном браке. Одного этого было достаточно, чтобы обвинить их в смертных грехах.
В этой обстановке Мария Федоровна была олицетворением гордости и достоинства. Это привлекло к ней симпатии передовых людей Америки, особенно женщип. Посыпались письма с предложениями поселиться в том или другом частном доме. Среди них было и письмо супругов Мартин, предложение которых М. Ф. Андреева и А. М. Горький приняли. А когда желтая пресса попробовала выступить и против супругов Мартин, Престония Мартин через печать заявила: «Я считаю, что нам оказана честь тем, что мы принимаем гг. Максима и Марию Горьких, и мы с удовлетворением будем иметь их своими гостями до тех пор, пока им это нравится».
Лето 1906 года Алексей Максимович Горький, Мария Федоровна Андреева и Николай Евгеньевич Буренин провели в горах Адирондака, где находилось имение супругов Мартин. Здесь Горький продолжал работу над ромапом «Мать». Она близилась уже к концу. Мария Федоровна не только переписывала роман. Она первой увидела истинное политическое значение этого произведения. «Это будет очень крупная вещь,— написала в одном из свопх писем, отправленных пз Америки, Мария Федоровна,— может быть, лучше всего, что он написал до сих пор. Мать эта паппсана удивительпо! А па ее психологии проходит история почти всего освободительного и революционного движения последних лет. Много таких мест, которые слушаешь с замираннем сердца, и нет возможности удержаться от слез — и не внешних от жалости, а глубоких слез с самого дна души как-то — или от восторга!»
Пребывание в Америке близилось к концу. Горький и Андреева собирались в Европу. В Европу, но не в Россию. На родину путь им был закрыт. В случае возвращения обоим грозил арест. И вот снова пароход, снова безбрежный океан. Где же им обосноваться?
* * *
В Европу М. Ф. Андреева и А. М. Горький возвратились в октябре 1906 года. Они поселились в Италии, на острове Капри. Начались трудные годы эмиграции. В конце 1912 года после долгих хлопот Андреева получила возможность вернуться в Россию. В конце 1913 года, воспользовавшись амнистией, объявленной царским правительством в связи с трехсотлетием царствования дома Романовых, приехал в Петербург и А. М. Горький. Позади осталась большая полоса жизни, проведенной в Италии. Именно об этих годах Мария Федоровна напишет впоследствии в официальных документах: находилась «лично в распоряжении товарища Ленина». Через много лет она будет вспоминать о том, как организовывала доставку в Россию нелегальной литературы, как изыскивала новые и новые средства для партии, как устанавливала связи. «Дорогая Мария Федоровна!» — неизменно обращался к ней Ленин. А вслед за этим обращением шли поручения. Сколько их было, ленинских поручений! Владимир Ильич адресовал их ей лично или передавал через Алексея Максимовича. И как тщательно, старательно, можно сказать, изобретательно они выполнялись Марией Федоровной!
Перед нами письмо В. И. Ленина от 15 января 1908 года. Адресовано оно Горькому и Андреевой:
«Дорогие А. М. и М. Ф.!
Получил сегодня Ваш экспресс. Удивительно соблазнительно, черт побери, забраться к Вам на Капри! Так Вы это хорошо расписали, что, ей-богу, соберусь непременно и жену постараюсь с собой вытащить. Только вот насчет срока еще не знаю: теперь нельзя не заняться «Пролетарием» и надо поставить его, наладить работу во что бы то ни стало. Это возьмет месяц-другой, минимум. А сделать это необходимо…
Ну, а насчет перевозки «Пролетария» это Вы на свою голову написали. Теперь уже от нас легко не отвертитесь! М. Ф — не сейчас же кучу поручений приходится дать:
1) Найти непременно секретаря союза пароходных служащих и рабочих (должен быть такой союз!) на пароходах, поддерживающих сообщение с Россией.
2) Узнать от него, откуда и куда ходят пароходы; как часто. Чтобы непременно устроил нам перевозку еженедельно. Сколько это будет стоить? Человека должен найти нам аккуратного (есть ли итальянцы аккуратные?). Необходим ли им адрес в России (скажем, в Одессе) для доставки газеты или они могли бы временно держать небольшие количества у какого-нибудь итальянского трактирщика в Одессе? Это для нас крайне важно.
3) Если невозможно М. Ф — не самой это все наладить, похлопотать, разыскать, растолковать, проверить и т. д., то пусть непременно свяжет нас непосредственно с этим секретарем: мы уже с ним тогда спишемся.
С этим делом надо спешить: как раз через 2—3 недели надеемся выпустить здесь «Пролетарий» и отправить его надо немедленно…»
И Мария Федоровна искала нужных людей, завязывала связи, устанавливала пункты, в которые должна была доставляться партийная газета, обеспечивала дело так, что «Пролетарий» попадал в верные руки и в конечном итоге доходил по назначению.
В. И. Ленин был озабочен тем, чтобы сосредоточить и женевской библиотеке материалы по истории русской революции. И вот М. Ф. Андреева в конце апреля 1908 года получила от него новое поручение. На этот раз она должна была передать А. М. Горькому просьбу Владимира Ильича, проследить за тем, чтобы просьба эта была выполнена своевременно, и обеспечить размножение и распространение того документа, который предстояло составить писателю. «Дорогая Мария Федоровна!..— писал Владимир Ильич.— Дело вот в чем. А. М. очень прошу написать легальное открытое письмо в русские газеты с просьбой помочь библиотеке Куклина в Женеве присылкой газет эпохи революции и материалов к ее истории.
Письмо коротенькое, разъясняющее широкой публике, почему важно помочь этой библиотеке для работ и самого Горького и многих других, ему известных, литераторов.
Вас попрошу распорядиться отгектографированием этого письма… и рассылкой во все русские газеты и журналы сколько-нибудь приличного направления.
Пожалуйста, сорганизуйте все это!»
«Пожалуйста, сорганизуйте…» — просьбы такого рода по разным поводам, большим и малым, содержались в большинстве писем В. И. Ленина, приходивших па Капри и на имя М. Ф. Андреевой, и на имя А. М. Горького (в этих случаях с поручением того или иного дела Марии Федоровне). Имя ее непрестанно и в разной связи упоминается в переписке Владимира Ильича с Алексеем Максимовичем. «Большой привет Марии Федоровне», «Большущий привет М. Фед — не», «Жму руку и большой привет… Марии Федоровне», «М. Фед — не тысячу приветов! Я на велосипеде к ней приеду!» Так из письма в письмо. И это не акт простой вежливости, а выражение расположения, привязанности, глубокого уважения. Это чувствуется и в тоне писем, в той простоте, с которой Ленин обращается к А. М. Горькому и М. Ф. Андреевой.
В переписке В. И. Ленина с А. М. Горьким имя М. Ф. Андреевой упоминается всегда как имя человека, на которого Ленин надеется, в политическое чутье которого верит. Узнав о сочувствии Горького «богостроителям», в письме от 16 апреля 1908 года Владимир Ильич, как бы подзадоривая его, чуть-чуть посмеиваясь, писал: «М. Ф—не большой привет: она, чай, не за бога, а?» И она действительно была не «за бога». Правда, в самом начале, когда разногласия по вопросам философии еще только намечались, она надеялась на то, что можно будет избежать размежевания Ленина с группой Богданова, философские взгляды которого и явились основой «богостроительства». Но очень скоро М. Ф. Андреева поняла правоту Ленина. А поняв, повела с «богостроителями» борьбу, помогала Ленину «отвоевывать» у них Горького. Мария Федоровна всегда и во всем отстаивала ленинскую точку зрения и никогда не сходила с избранного пути.
* * *
Свершилась Великая Октябрьская революция. В первые годы после Октября М. Ф. Андреева возглавляет петроградские театры, а потом работает в советском торговом представительстве в Берлине, попутно занимается продвижением за рубежом советских кинокартин.
25 января 1922 года М. Ф. Андреева писала В. И. Ленину из Берлина:
«Дорогой Владимир Ильич?
Не повезло мне — все время, пока я пробыла в России, Вы были в отъезде, и видела я Вас всего минуточку…»
А дальше сообщала о многом, очень для нее важном, о чем ей хотелось, но не удалось поговорить с Владимиром Ильичем. В том числе и о ее поездках по ряду стран Европы с целью собрать средства для пострадавших от неурожая в Поволжье и в других губерниях.
И на дипломатическом поприще Мария Федоровна Андреева с честью справлялась с порученным делом. Прекрасно образованная, знавшая несколько языков, умная, хорошо воспитанная, обаятельная, она была окружена в Берлине огромным уважением и пользовалась большим влиянием. Встречавшаяся с нею за границей в 1925 году Н. А. Луначарская-Розенель вспоминает:
«Сквозь расступившуюся толпу гостей к нам приближается женщина, немного выше среднего роста, с коротко стриженными… волосами, в очень изящном и скромном светло-сером платье. Она еще издали приветливо улыбается Луначарскому. Но по дороге ее останавливает советник французского посольства; сделав знак Анатолию Васильевичу, она задержалась, свободно и непринужденно беседуя с дипломатом…
В огромном переполненном зале Мария Федоровна раскланивалась направо и налево, у нее были десятки знакомых; она переходила с русского на французский, английский, немецкий, итальянский без всяких усилий; она умела сказать каждому любезное приветливое слово и в то же время была полна чувства собственного достоинства.
Вслед за ней доносился шепот: «Фрау Андреева! Ну да, знаменитая фрау Андреева». Иногда произносилось «Gorky». Видно, берлинцы хорошо знали Марию Федоровну».
Общение с Марией Федоровной Андреевой было настоящей школой жизни для работавших с нею молодых работников. Да это и не удивительно. Сколько она видела, сколько знала и как пламенно была предана партии, своей стране!
Мария Федоровна, так же как и Алексей Максимович, была нежно привязана к Владимиру Ильичу Ленину. Не случайно в письмах она обращалась к нему: «Дорогой друг». Смерть Ленина застала Андрееву в Берлине, а Горького — в Италии, в Сорренто. Оба они переживали ее как большое личное горе. И в последующей жизни своей неизменно обращались к воспоминаниям о нем. Ленин сыграл большую роль в политическом становлении Марии Федоровны, в выборе ею единственно правильного пути на всю жизнь.
