Казалось бы, зачем талантливой и красивой актрисе становиться революционеркой? Да такой пламенной, что сам вождь называл ее «товарищ Феномен»? Просто потому, что она родилась под знаком Льва, значит, должна была изведать и познать все, что происходило вокруг, и везде быть первой и только первой.
В 1868 году в семье дворянина Федорова–Юрковского родилась дочь. Машенька была прехорошенькой и постоянно привлекала к себе внимание, поэтому строгий глава семейства, желавший воспитать из своих детей «настоящих людей», требовал, чтобы ее одевали в самые некрасивые платья, и даже велел заменить перламутровые пуговицы на костяные. Но когда Мария выросла, ее красоту спрятать уже было невозможно. По воспоминаниям современников, Андреева была «ослепительно красива»…
Федоров–Юрковский становится главным режиссером Александринского театра. Следуя по стопам родителей (ее мать была актрисой), Мария тоже выбирает театр. Рано окончив гимназию, она поступила в драматическую школу, а в 18 лет отправилась в Казань, где впервые вышла на сцену. Спустя два года Мария вышла замуж за крупного чиновника Андрея Желябужского, который был старше ее на 18 лет. Официально он занимал пост главного контролера Курской и Нижегородской железных дорог, но помимо этого был членом Общества искусства и литературы, членом правления Российского театрального общества. В 1888 году у супругов родился сын Юрий, в 1894-м — дочь Екатерина.
Желябужский получил новое назначение, и супруги переехали в Тифлис. Мария вступила в Артистическое общество, которое объединяло все самые талантливые артистические силы в Тифлисе. В его спектаклях часто выступали супруги Желябужские под псевдонимом Андреевы (потом он так и остался у Марии Федоровны). Андреева на тифлисских подмостках участвовала не только в драме, но и в опере — уроки пения дала ей певица Зарудная.
Красивой молодой актрисой был очарован весь Тифлис. Во время одного из банкетов влюбленный в нее юный грузин произнес в ее честь тост, затем сделал маленькую паузу и добавил: «После тоста в честь такой прекрасной женщины никто не посмеет больше пить из этого бокала». И на глазах всех присутствующих… съел его.
Спустя многие годы Андреева, сидя в кругу гостей, вспомнила тот эпизод со вздохом: «Да, дела минувших дней, а теперь никто для меня не будет грызть бокалы, да и грузин таких больше нет». На что присутствовавший за столом актер и режиссер Константин Марджанов (Котэ Марджанишвили) обиженно заявил: «Ошибаетесь, Мария Федоровна. Грызть бокалы — у нас это самая обычная вещь. Я вам докажу… Вот сейчас выпью за ваше здоровье и закушу бокалом». Он осушил бокал и снова поднес его ко рту. Жена Луначарского невольно вскрикнула. Тогда Марджанов смущенно сказал: «Извините, Наталья Александровна, я понимаю — вам жалко такого бокала; нельзя разрознить винный сервиз», — и поставил его на место. Андреева хохотала до слез.
Семья Желябужских переехала в Москву, и Андреева начала выступать в Обществе искусства и литературы, которым руководил Станиславский. Дебют состоялся 15 декабря 1894 года в пьесе «Светит, да не греет» А. Островского и Н. Соловьева. Ее партнером по сцене был сам Станиславский.
За три сезона Андреева сыграла одиннадцать ролей, училась в Московской консерватории, вместе со Станиславским и Немировичем–Данченко принимала участие в создании Художественного театра. В первые годы его существования Андреева играет основные роли: Гедду Габлер в одноименной драме Ибсена, Ирину в «Трех сестрах», Наташу в «На дне» и другие. Театральный критик Сергей Глаголь отмечал: «Г–жа Андреева — чудная златокудрая фея, то злая, как пойманный в клетку зверек, то поэтичная и воздушная, как сказочная греза».
Была пресса, любовь публики, успех. Сама великая княгиня Елизавета Федоровна писала ее портрет. Казалось, впереди только слава и лавры…
Но Андреева вдруг увлеклась… «Капиталом» и прочей марксистской литературой. вступила в ряды РСДРП — втайне от мужа, втайне от театра, от коллег. Одновременно она умудрилась завести бурный роман с Саввой Морозовым. Как известно, нельзя объять необъятное, и когда в ее жизни появился Максим Горький, артистическая карьера, так удачно начавшаяся, постепенно сошла на нет. Самое большее, на что Андреева могла рассчитывать, — небольшие роли второго плана.
Однажды Станиславский сказал: Андреева — актриса «полезная», Книппер — «до зарезу необходимая». Ольга Книппер была негласной царицей Художественного театра. Это возмущало Андрееву, но все ее попытки завладеть короной остались безуспешными.
12 апреля 1902 года Андреева направляет Станиславскому возмущенное послание: «… Последним толчком для меня был разговор с Саввой Тимофеевичем, который говорил, что Вы находите, что я стала небрежно относиться к театру, не занимаюсь ролями и вообще играю на общих своих тонах, а это равносильно, по–моему, тому, что я становлюсь банальной актрисой… Рассуждать о том, банальная я актриса или нет, — не мое дело. Может быть, совершенно правы те, которые это находят, говорю это без всякого «унижения паче гордости», совсем просто. Но я думаю, что я все–таки могу быть полезной, могу иногда играть хорошо, а уж особенно если Вы этого бы захотели и помогли мне. За все четыре года, что я служу, и восемь лет, что я играю у Вас, неужели у Вас не сложилось убеждение, что моя особа в моих глазах всегда стояла ниже общего дела и мое самолюбие не раз приносилось в жертву, раз это было нужно Вам или делу?»
Письменная дуэль завершилась письмом Станиславского Андреевой от 19 февраля 1904 года: «Дорогая Мария Федоровна! Я узнал с большой грустью о Вашем решении: уйти из своего театра. С не меньшей грустью я сознаю, что мои убеждения и советы теперь — неуместны и бессильны. Мне ничего не остается более, как сожалеть и молчать…»
Покинув Художественный театр, Андреева уехала в провинцию. Планировала вместе с Горьким и Комиссаржевской создать новый современный театр (деньги на него собирался дать все тот же влюбленный в нее Савва Морозов), немного поиграла на сцене в Старой Руссе, потом в Риге. Но заниматься только театром она уже не могла.
Именно революции, а не театру отдала она всю свою энергию, свой темперамент и организационный талант. Замужняя светская женщина, известная актриса — великолепная ширма для революционной подпольной организации. Задания множились: от помощи в подготовке побега большевиков из Таганской тюрьмы до хранения лент с патронами в письменном столе. К тому времени статский советник Желябужский перестает интересовать Андрееву совсем. Дети пристроены у сестры. Все силы могут быть «отданы борьбе»…
… Первая встреча с Горьким состоялась в Севастополе в 1900 году. Гастроли Художественного проходили в каком–то летнем театре, и вот в антракте спектакля «Гедда Габлер» в тонкие дощатые двери артистической уборной раздался стук. «Голос Чехова: «К вам можно, Мария Федоровна? Только я не один, со мной Горький». Сердце забилось — батюшки! И Чехов, и Горький!.. Встала навстречу. Вошел Антон Павлович — я его давно знала, еще до того, как стала актрисой, — за ним высокая тонкая фигура в летней русской рубашке; волосы длинные, прямые, усы большие и рыжие. Неужели это Горький?.. «Черт знает! Черт знает, как вы великолепно играете», — басит Алексей Максимович и трясет меня из всей силы за руку. А я смотрю на него с глубоким волнением, ужасно обрадованная, что ему понравилось, и странно мне, что он чертыхается, странен его костюм, высокие сапоги, разлетайка, длинные прямые волосы, странно, что у него грубые черты лица, рыжеватые усы. Не таким я его себе представляла. И вдруг из–за длинных ресниц глянули голубые глаза, губы сложились в обаятельную детскую улыбку, показалось мне его лицо красивее красивого, и радостно екнуло сердце. Нет! Он именно такой, как надо, чтобы он был, — слава Богу!..» «Наша дружба с ним все больше крепла, нас связывала общность во взглядах, убеждениях, интересах. Мало–помалу я входила во все его начинания, знала многих, стоявших к нему более или менее близко. Он присылал ко мне людей из Нижнего с просьбами устроить их, сделать то или другое… Я страшно гордилась его дружбой, восхищалась им бесконечно…»
В конце 1903 года Андреева стала гражданской женой Горького. Он расстался с Екатериной Пешковой, но не порвал с ней окончательно, а сохранил добрые, дружеские отношения на всю жизнь. Никто не осудил пролетарского писателя, а вот Андреевой пришлось труднее. Ее критиковали, осуждали, порицали. Потом была поездка вдвоем в Америку. Оттуда летом 1906 года Андреева пишет сестре: «Алеша так много пишет, что я за ним едва поспеваю. Пишу дневник нашего заграничного пребывания, перевожу с французского одну книгу, немного шью, словом, всячески наполняю день, чтобы к вечеру устать и уснуть, и не видеть снов, потому что хороших снов я не вижу…» Помимо французского, она знала немецкий и итальянский, вела всю переписку Горького. Освоила художественный перевод. Заботилась об издании произведений Горького, о выплате гонораров, выполняла все новые и новые поручения партии.
В октябре 1906 года Горький и Андреева покидают США и направляются в Италию. Начинается жизнь на Капри. Их вилла на острове стала прибежищем многих русских эмигрантов. Всех их Андреева принимала, кормила, давала кров. Книга Горького «Сказки об Италии» вышла с авторским посвящением: «Марии Федоровне Андреевой».
Вернувшись на родину, Андреева становится финансовым агентом партии и изыскивает повсюду средства для революционной деятельности. Почти ежедневно пишет на Капри, информирует Горького о политических событиях. Ленин ценил Андрееву — за деловую хватку, умение все «выбить» и достать.
После октября 1917-го начался новый отсчет времени. Те, кто вкладывал в революцию силы, здоровье и деньги, мгновенно захотели получить компенсацию: новые посты и «портфели». Не забыта и Андреева: она становится комиссаром театров и зрелищ союза коммун Северной области, то бишь Петрограда и всех его окрестностей. В дневниках Корнея Чуковского есть запись от 18 апреля 1919 года, как в кабинет Шаляпина «влетела комиссарша Мария Федоровна Андреева, отлично одетая, в шляпке — «Да, да, я распоряжусь, вам сейчас подадут!..» Распоряжалась. Выделяла. Наказывала и миловала. Если ей самой требовалась поддержка — немедленно апеллировала к Ленину. Обратилась к Блоку «прямо и бесцеремонно» — возглавить Большой драматический театр, но тот благоразумно отказался.
Когда Горький переехал в Сааров (недалеко от Берлина), Мария Федоровна часто приезжала к нему. Вспоминает Нина Берберова: «Она все еще была красива, гордо носила свою рыжую голову, играла кольцами, качала узкой туфелькой… Я никогда не видела в ее лице, никогда не слышала в ее голосе никакой прелести. Вероятно, и без прелести она в свое время была прекрасна. Навещала Горького и Екатерина Павловна — первая его жена и мать его сына…»
В начале 20-х годов в жизни писателя произошли существенные перемены. Место Марии Андреевой заняла другая особа, которая стала незаменимым секретарем и сердечным другом писателя — Мария Игнатьевна Будберг — «железная женщина», о которой Берберова написала целую книгу. Горький, расставшись с Марией Федоровной, сохранил с ней ровные отношения.
Когда Горький умер, в крематории присутствовали три женщины. Галина Серебрякова в книге «О других и о себе» пишет: «Из полутьмы, четко вырисовываясь, в траурном платье появилась Екатерина Павловна Пешкова — неизменный друг Горького. Тяжело опиралась она на руку невестки. За ней шла Мария Федоровна Андреева с сыном, кинорежиссером Желябужским. И поодаль, совсем одна, остановилась Мария Игнатьевна Будберг. Все эти три женщины чем–то неуловимо походили одна на другую: статные, красивые, гордые, одухотворенные…»
Зимой 1931 года Андреева получила свое последнее назначение — стала директором Дома ученых в Москве. Весь темперамент и энергию, не израсходованную до конца, она вложила в новое дело. Дом ученых на многие годы стал одним из интереснейших мест общения интеллигенции столицы. Мария Федоровна приглашала туда многих выдающихся людей, частенько и сама выступала с воспоминаниями. Основные ее темы: Ленин и Горький. В то время самые популярные и выигрышные темы. Отработанные елейные тексты шли на ура.
Мария Федоровна Андреева скончалась 8 декабря 1953 года в возрасте 85 лет. Казалось бы, по всем каноническим большевистским меркам, она прожила прекрасную жизнь, принесла большую пользу делу революции, была соратницей Ленина и Горького, ее имя вписано в историю Художественного театра, она любила и была любима… Но, по воспоминаниям очевидцев, в гробу на ее лице была маска страдания. И никакого умиротворения и покоя. В 1961 году вышла книга М. Ф. Андреевой «Переписка. Воспоминания. Статьи». Через два года она была дополнена и переиздана. Читаешь эти более чем 700 страниц и диву даешься, как все приглажено.
Не жизнь, а житие. Но ведь львицы и в клетке остаются львицами…
