1
Давая Андреевой партийную кличку Феномен, Ленин тем самым подчеркивал необычность ее личности. В самом деле, разве можно было в те времена в среде художественной интеллигенции, особенно среди актрис, найти столь убежденную, пламенную, боевую революционерку. Удивительным исключением была Мария Федоровна в своем кругу!
И те слова, с которыми Мария Федоровна обращалась к Буренину, тоже ставшему, хотя и беспартийным, большевиком, в полной мере относятся к ней самой.
«Это большой факт, — писала она Евгеньичу, — что Вы, сын богатых людей, воспитанный в большой роскоши, любимец и баловень, пошли на риск, жертвы, отсидку в тюрьме и что душа Ваша, Ваше внутреннее „я“ потянулось и отдало себя всецело делу рабочего класса. Это очень большое дело, что Вас потянуло не к, эсерам, не к меньшевикам, а именно к большевикам. Это доказывает большое душевное здоровье».
В революционной биографии Андреевой встречи с Лениным имели решающее значение. Однако трудно сказать точно, когда и где они встретились впервые. Зато Мария Федоровна живо описала, как при ней состоялось первое знакомство Горького и Ленина. И видимо, между этими событиями прошло не так много времени.
Случилось это в ноябре 1905 года в Петербурге, в редакции большевистской газеты «Новая жизнь».
«Помню, как Ленин вышел к нам навстречу из каких–то задних комнат и быстро подошел к Алексею Максимовичу, — рассказывает Мария Федоровна. — Они долго жали друг другу руки. Ленин радостно смеялся, а Горький, сильно смущаясь и, как всегда при этом, стараясь говорить особенно солидно, басистым голосом, все повторял подряд:
— Ага, так вот вы какой… Хорошо, хорошо! Я очень рад, очень рад!
Когда мы пришли к Пятницкому, спустя долгое время, Алексей Максимович сказал мне:
— Д–да!.. Видишь, в какие мы с тобой дела попали… Правда — очень хорош?
Конечно, я сразу догадалась, о ком он говорит, но, чтобы подразнить его, нарочно сказала:
— Ты это о ком?
— Как о ком? Ну, конечно, о Ленине! Как хорош!.. И не хвастайся, что ты это раньше меня говорила, ты и видела его раньше меня, — совсем по–детски заключил он.
Он часто бывал похож на большое дитя, — замечает Мария Федоровна».
Интересен и ее рассказ, как, чуть ли не на следующий день, состоялась другая встреча с Владимиром Ильичем. Произошло это в квартире руководителя издательства «Знание» К. П. Пятницкого. Здесь, в его столовой, обставленной массивной дубовой мебелью, за столом с дорогой посудой, с самыми редкими закусками, сидел поэт Минский, ответственный редактор «Новой жизни», и члены редакции этой газеты.
Покашливая и покуривая, Алексей Максимович то садился за стол, то вставал и большими, легкими шагами прохаживался по комнате.
В большом кресле солидно восседал Пятницкий.
И как–то бочком, будто на минуту, на соседний стул присел Владимир Ильич. Чуть–чуть улыбаясь уголком рта, он поглядывал то на Алексея Максимовича, очень не подходившего к тяжелой и безвкусной роскоши комнаты, то на Минского, которого решено было под благовидным предлогом отстранить от участия в «Новой жизни».
Этот самый Минский повел себя двурушнически: он числился редактором «для отсидки», с условием не вмешиваться в дела газеты, за что получал солидный гонорар, однако исподтишка начал вести подкоп под «Новую жизнь».
Мария Федоровна не упоминает, чем закончилось это совещание. А жаль, тем более что она согласилась принять, без всякого вознаграждения, обязанности издательницы «Новой жизни». И именно по делу этой газеты департамент полиции дал распоряжение о розыске и аресте Андреевой, от чего ее спасло лишь пребывание за границей.
Вскоре Мария Федоровна снова встретилась с Лениным в квартире своей сестры на Фонтанке в Петербурге. Тут состоялось конспиративное совещание о печатании серии социал–демократических книг в издательстве «Знание». Руководитель издательства Пятницкий считал это дело невыгодным и слишком рискованным. Его пытались уговорить, но он упорно стоял на своем.
Владимир Ильич говорил мало, сдержанно и быстро ушел с совещания, очевидно убедившись в его бесплодности.
Перед отъездом в Европу, затем в Америку Мария Федоровна вместе с Алексеем Максимовичем виделись с Лениным в Гельсингфорсе. Владимир Ильич тепло напутствовал посланцев партии, взявших на себя труднейшую миссию.
Велика была радость обоих, когда весной 1907 года на Капри пришло приглашение приехать в Лондон на Пятый съезд Российской социал–демократической рабочей партии.
Разумеется, приглашение было принято.
2
Первым русским, кого Андреева и Горький увидели в Лондоне, был Ленин. Он встретил приезжих на вокзале и проводил их в гостиницу.
Это была гостиница «Империал», недалеко от Британского музея. К сожалению, замечательное соседство нисколько не повлияло на «Империал» — он оказался очень неуютным. Однако на другое помещение рассчитывать не приходилось.
В небольшом, тесном номере было особенно сумрачно и неприветливо. Окно выходило прямо на стену противоположного дома, газовый камин давал мало тепла, а, хотя стоял май, погода была сырая, холодная. Все это очень беспокоило Ленина: здоровье Горького внушало ему тревогу.
— Простудим мы его! Ведь он привык к мягкому климату, хорошему уходу.
Ленин подошел к кровати, пощупал простыни и, зная, что Горький не любил, чтобы волновались о его здоровье, шепнул Марии Федоровне:
— Простыни–то совсем сырые, надо бы их просушить, хотя бы перед этим дурацким камином. Закашляет у нас Алексей Максимович, а это уж никуда не годится!
Вспоминая эту сцену, Мария Федоровна говорит, что ее необычайно тронула заботливость Владимира Ильича, хотя было известно, с каким вниманием он относится к людям, к своим товарищам, как умеет все видеть, все замечать и ничего не забывать.
Андреева рассказывает, что, когда Ленин ушел, Горький долго ходил по неуютной комнате от окна к двери, мимо газового камина, крутил и покусывал по привычке кончики усов, а потом тихо и задумчиво произнес:
— Удивительный человек!
Приглашение на съезд, да еще с правом совещательного голоса, не могло не взволновать Горького. Радовался он и возможности повидаться с людьми, приехавшими прямо из России, чтобы хоть отчасти смягчить тоску из–за вынужденной разлуки с родиной.
Алексей Максимович посещал все заседания съезда, не пропускал ни одного выступления делегатов и с каждым днем все более душевно привязывался к Ленину.
Мария Федоровна неизменно сопутствовала Алексею Максимовичу, но в то же время взялась за хлопотливые хозяйственные обязанности на съезде.
Необходимо было наладить питание делегатов. Большинство их имело очень ограниченные средства, жило почти впроголодь, да и заседания длились подолгу, так что и поесть бывало некогда.
По инициативе Марии Федоровны для делегатов был устроен буфет, она сама стала у стойки и занялась раздачей бутербродов и кружек пива. Красивая, элегантно одетая буфетчица полушутя, полусерьезно обращалась к делегатам:
— Угощаю пивом только большевиков!
Е. Горячева, совсем молоденькая ткачиха с фабрики Морозова в Орехово–Зуево, приехала в Лондон в драповом пальто. Андреева заметила, что девушка томится в своей не по сезону теплой одежде, и предложила:
— Товарищ, вижу, вам очень жарко. Давайте, помогу вам купить что–нибудь полегче, а ваше пальто переотправим домой, в Россию.
Девушка не знала как и благодарить за участливое внимание, а Мария Федоровна не только сама отправила ее пальто в Орехово–Зуево, но все дни съезда была заботливой советчицей молоденькой ткачихе, впервые попавшей за границу.
Присутствие на съезде Горького и Андреевой вызвало живой интерес делегатов. Но как далеко было это товарищеское внимание от той нездоровой сенсации, которую пришлось пережить им, будучи в Америке! Многие участники съезда видели и любовались Андреевой в спектаклях Художественного театра или слушали ее чтение на концертах и публичных выступлениях. Имя автора романа «Мать», недавно вышедшего в свет, было у всех на устах. Это произведение, впервые с такой правдивой силой показавшее зревшую в народе революцию, не могло не нравиться. Чутко прислушивался Горький и к критическим голосам, отмечавшим идеализацию некоторых героев.
Андреева не раз присутствовала при беседах Горького с Лениным. Алексей Максимович рассказывал ему о своих впечатлениях от встреч с немецкими социал–демократами.
Внимательно слушал Владимир Ильич рассказ Горького о встречах с Бернардом Шоу и Гербертом Уэллсом, с которыми он познакомился еще в бытность свою в Америке. Но, вспоминала потом Мария Федоровна, всего охотнее Горький делился с Лениным впечатлениями от Лондонского съезда. И тогда оба забывали все вокруг.
Так закрепилась их дружба. После окончания съезда Владимир Ильич обещал обязательно приехать погостить на Капри.
И, как все, что он обещал, конечно, выполнил.
3
Вскоре после наступления нового, 1908 года обитатели виллы на Каприйском заливе читали письмо от Ленина. Он писал:
«…удивительно соблазнительно, черт побери, забраться к Вам на Капри! Так Вы это хорошо расписали, что, ей–богу, соберусь непременно и жену постараюсь с собой вытащить. Только вот насчет срока еще не знаю: теперь нельзя не заняться „Пролетарием“ и надо поставить его, наладить работу во что бы то ни стало. Это возьмет месяц–другой, minimum. А сделать это необходимо. К весне же закатимся пить белое каприйское вино и смотреть Неаполь и болтать с Вами. Я кстати по–итальянски начал учиться и, как учащийся, сразу набросился на написанный Марией Федоровной адрес: expresso вместо espresso!..»
Ленин никогда не забывал того, что было главным делом его жизни, потому сразу за этими строками следовали серьезные поручения Марии Федоровне:
«Ну, а насчет перевозки „Пролетария“ это Вы на свою голову написали. Теперь уже от нас легко не отвертитесь! М. Ф–не сейчас же кучу поручений приходится дать:
1) Найти непременно секретаря союза пароходных служащих и рабочих (должен быть такой союз!) на пароходах, поддерживающих сообщение с Россией.
2) Узнать от него, откуда и куда ходят пароходы; как часто. Чтобы непременно устроил нам перевозку еженедельно. Сколько это будет стоить? Человека должен найти нам аккуратного (есть ли итальянцы аккуратные?). Необходим ли им адрес в России (скажем, в Одессе) для доставки газеты или они могли бы временно держать небольшие количества у какого–нибудь итальянского трактирщика в Одессе? Это для нас крайне важно.
3) Если невозможно М. Ф. — не самой это все наладить, похлопотать, разыскать, растолковать, проверить и т. д., то пусть непременно свяжет нас непосредственно с этим секретарем: мы уже с ним тогда спишемся.
С этим делом надо спешить: как раз через 2–3 недели надеемся выпустить здесь „Пролетарий“ и отправить его надо немедленно.
Ну — до свидания на Капри!.. Смотрите, А. М., будьте здоровы!
Ваш В. Ульянов».
Вскоре Ленин действительно приехал на Капри.
В то время там жили А. В. Луначарский, А. А. Богданов, В. А. Базаров, взгляды которых по ряду вопросов существенно расходились с ленинскими. Случилось так, что Андреева и Горький на первых порах не разобрались в истинной сути философских споров и разделяли воззрения группы, примыкавшей к махистам.
Удивляться тому не приходится. Луначарский и Богданов, люди высокообразованные, исключительно больших знаний, необычайно привлекали своей эрудицией и внешней убедительностью в спорах. И они сумели склонить на свою сторону Андрееву и Горького. Причем Мария Федоровна, не умея ни к чему относиться половинчато, особенно горячилась, принимая участие в диспутах.
Но прошло не так много времени, и Андреева поняла свое заблуждение, ей стала ясна идеалистическая суть махистской философии. И опять–таки благодаря своей прямоте она не только признала ошибочность собственной позиции, но и выступила с резкой отповедью против былых единомышленников, чем вызвала их сильное раздражение.
Это был единственный случай несогласия Марии Федоровны с Владимиром Ильичем. Случай настолько «уникальный», что через несколько лет Ленин с юмором напомнил о нем в письме Горькому:
«Помните, весной 1908-го года на Капри наше «последнее свидание» с Богдановым, Базаровым и Луначарским? Помните, я сказал, что придется разойтись годика на 2–3, и тогда еще М. Ф., бывшая председателем, запротестовала бешено, призывая меня к порядку и т. п.!»
Вот картина, нарисованная самой Марией Федоровной, показывающая, как непримирим был Ленин в этом споре, несмотря на все усилия Горького смягчить его отношение к противникам.
«Еще когда мы шли от фуникулера до виллы Бэдус, на которой тогда жили, — пишет Андреева, — Алексей Максимович заговорил с Владимиром Ильичем о той горячей привязанности, которую питает к нему, Ленину, Богданов, о том, что Луначарский и Богданов изумительно талантливые, умные люди…
Владимир Ильич посмотрел на Алексея Максимовича сбоку, прищурился и очень твердо сказал: — Не старайтесь, Алексей Максимович. Ничего из этого не выйдет.
…Пробыл Владимир Ильич на Капри всего несколько дней, и после его отъезда у Горького было грустное настроение, с которым он долго не мог справиться».
Однако, как и предрекал Ленин, расхождение с друзьями было временным. Прошло даже меньше двух–трех «годиков», и Мария Федоровна, как и Алексей Максимович, осознали свою неправоту в этом большом и страстном споре.
Летом 1910 года Ленин почти полные две недели снова провел на Капри.
Описывая это событие, Андреева говорила, что в ожидании приезда Владимира Ильича Горький волновался, как мальчик. Да и она сама беспокоилась о том, чтобы Ленину удалось как следует отдохнуть и набраться сил.
По утрам Ленин, Горький, Андреева отплывали на лодке далеко в море с каприйцами–рыбаками. Никто из пассажиров лодки не боялся морской качки и переносили ее так же легко, как завзятые рыбаки. Ничто не нарушало удовольствия этих частых прогулок.
Здесь на морском просторе друзья беседовали. Ленин делился своими мечтами, планами, говорил о делах партии, о ее больших задачах.
А то обращался к Горькому:
— Расскажите о себе!
И Горький рассказывал о житье–бытье в Нижнем Новгороде, о Волге, о своем детстве, юности и о своих скитаниях — виденном и испытанном.
Владимир Ильич слушал с неустанным вниманием, поблескивал прищуренными глазами и как–то заметил, даже с некоторым оттенком досады:
— Написать бы вам все это, батенька, надо! Замечательно поучительно все это, замечательно…
Горький осекся, смущенно покашлял, откликнулся:
— Напишу… Когда–нибудь…
Андреева и Горький сопровождали Ленина в прогулках по окрестностям Неаполя, показывали ему раскопки Помпеи, подымались на Везувий, вместе ходили в Неаполитанский музей.
И где бы они ни находились, в любой обстановке, Ленин вызывал восхищение четкостью и глубиной своей мысли, умением подходить к людям и явлениям прямо, просто и необыкновенно ясно.
«Мне кажется, — писала потом, вспоминая эти дни, Мария Федоровна, — что именно с того времени Ленин нежно полюбил Горького. Не помню случая, чтобы Ленин сердился на него».
Но, конечно, только из скромности Мария Федоровна не упоминает о том, с каким уважением и вниманием относился Владимир Ильич к ней самой.
4
Возможности партийной работы на острове Капри для Марии Федоровны были весьма ограничены. Все же, вопреки всем трудностям, она делала немало, исполняя обязанности агента ЦК по многим вопросам. И в написанной впоследствии автобиографии она упоминает, что ей пришлось «эмигрировать за границу, где пробыла с 1906 г. по 1912 г., состоя в распоряжении товарища Ленина лично».
А поручения Владимира Ильича были не просты, исполнение их требовало большого организаторского умения и конспиративного опыта. Чего, например, стоило налаживание через итальянских моряков доставки в Россию большевистской газеты «Пролетарий»!
Затем Ленин поручает Андреевой новое большое дело — собрать и распространить материалы по истории русской революции. По этому поводу Владимир Ильич пишет:
«Дорогая Мария Федоровна! Посылаю письмо нашего библиотекаря к А. М.
Дело вот в чем. А. М. очень прошу написать легальное открытое письмо в русские газеты с просьбой помочь библиотеке Куклина в Женеве присылкой газет эпохи революции и материалов к ее истории.
Письмо коротенькое, разъясняющее широкой публике, почему важно помочь этой библиотеке для работ и самого Горького и многих других, ему известных, литераторов.
Вас попрошу распорядиться отгектографированием этого письма… и рассылкой во все русские газеты и журналы сколько–нибудь приличного направления.
Пожалуйста, сорганизуйте все это!»
О том, как Ленин ценил активность Андреевой и верил в ее исполнительность, говорит такой факт. Вскоре после возвращения Андреевой из Италии, когда на пути в Россию она нелегально поселилась в Финляндии, Ленин переслал ей целую программу необходимых и, как всегда, срочных дел.
Эта обширная программа имела целью сбор средств и привлечение широкого круга авторов для газеты «Правда».
С такой миссией на дачу в Мустамяки, где жили Андреева и Горький, отправился депутат Государственной думы большевик Г. И. Петровский. Напутствуя его, Владимир Ильич сказал:
— Надо сагитировать Марию Федоровну, так как она более активно может взяться и сделать, чем тяжелый на подъем Алексей Максимович…
Петровский знал, что за ним следят шпики, и, чтобы не привести за собой «хвост», долго петлял, пока решил, что «очистился». Тогда только направился к даче Андреевой и Горького.
Нежданного гостя приняли на даче сердечно и тут же усадили за стол пить чай вместе с другими гостями.
С первой минуты Петровский ощутил себя давно знакомым с хозяевами — такая царила в доме атмосфера непосредственности и простоты.
«Мария Федоровна бесподобно хозяйничала, разливала чай, предлагала закуски, остроумничала с таким большим обаянием, что если и не захочешь, то невольно чайным пьянством займешься», — шутил потом Петровский.
Однако хозяйка заметила деловое настроение вновь прибывшего гостя. Тактично, чтобы не обидеть остальных, она поспешила устроить ему разговор с Горьким с глазу на глаз. Сама тоже приняла участие в этой беседе.
Петровский изложил просьбу Ленина. Как и предполагал Владимир Ильич, пока Горький обдумывал, как получше осуществить его просьбу, Мария Федоровна уже успела предложить свой проект добывания средств, устройство концертов, издание книг. Алексей Максимович все ещё думал… пока Мария Федоровна не подтолкнула его и сказала, что можно привлечь к этому делу также писателей Тихонова–Сереброва и Малышева.
— Верно! — поддержал Горький. — Давайте подумаем, как это сделать.
Разговор затянулся.
Но что–то заставило Марию Федоровну взглянуть в окно. Она вдруг поспешила из комнаты и тут же прибежала обратно. Сказала тревожно:
— У ворот дачи шпики и финский полицейский ходит…
Следовало принять какие–то меры. Совещание было коротким. Решили, что Петровский выйдет из дачи с другой стороны, перелезет через забор и скроется в лесу, Горький пойдет к одним знакомым, Андреева — к другим. Это запутает сыщиков.
Так и поступили.
Из лесной чащи Петровский наблюдал забавную картину: как только Андреева и Горький разошлись в разные стороны, сыщики засуетились, растерянно долго Стояли у ворот, наконец поплелись к вокзалу.
Выждав в лесу до сумерек, Петровский явился на вокзал и незаметно прошел мимо задремавших на скамейке у кассы шпиков.
