В октябре 1905 года1 транспортно-техническое бюро ЦК РСДРП было переведено из Орла в Москву. С развитием революционного движения расширялись и усложнялись функции нашего бюро, которое связывало подпольные организации партии с руководством, налаживало сложные транспортные пути от заграничных и столичных центров партии до самых отдаленных периферийных партийных организаций. Бюро рассылало нелегальную литературу, занималось подбором безопасных явочных квартир, создавало нелегальные типографии, обеспечивало их надежными помещениями, бесстрашными наборщиками, корректорами, издателями, готовыми во имя большевистского дела перенести любые репрессии.
Всю эту сложную работу стало трудно налаживать, находясь в отдалении от главных центров рабочего движения. Переезд нашего бюро в Москву совпал с полученным мною экстренным вызовом от члена Центрального Комитета партии Л. Б. Красина («Никитича»), возглавлявшего наше транспортно-техническое бюро. Прямо с вокзала отправляюсь на явку, где дают нужный адрес.
Дверь открывает высокий угловатый человек, сразу же показавшийся страшно знакомым. Долгая и частая смена перед глазами все новых и новых лиц приводит к тому, что все люди, даже те, которых никогда до этого не встречал, начинают казаться знакомыми. Однако этот особенно знаком, и настолько близко, что становится неловко от невозможности припомнить, кто это, где именно с ним встречался.
Но он сам не выражает желания начать с этого. Замыкаюсь в официальную скорлупу и я.
— Мне нужно Марию Федоровну.
— Пройдите обождите — она скоро должна быть.
Сидим с ним в зале большой, хорошей квартиры. Он держит себя хозяином, хотя в простой тужурке и высоких сапогах. И ведем вынужденный разговор, какой полагается в таких случаях вести, — о последних новостях и событиях.
Говорит непринужденно и просто, как со старым знакомым. Но напомнить о себе не хочет и этим смущает. Кажется близко знакомым и его разговор: родное волжское оканье и прямота подхода к предмету. И, как нарочно, не могу ни с чем его увязать в своей памяти, как ни стараюсь это сделать.
— Вы видели последний номер «Новой жизни»? — вдруг спрашивает он.
«Новая жизнь»… — работает моя память, журнал «Жизнь»… «Фома Гордеев»… Даже забыл о заданном вопросе, так неожиданно память преподнесла мне ответ. Где же я его видел, на открытках, в журналах?.. Конечно же, это он, писатель с волжскими настроениями и красками моей родины, с дерзостью улицы, на которой я вырос… Максим Горький!
И я смотрю на него. А он на меня смотрит и ждет ответа на вопрос, о котором я уже забыл.
Чтобы скрыть неловкое замешательство, вынимаю часы.
— Вы торопитесь?
— Мне нужно было бы попасть в одно место. Раздался звонок.
— Кажется, это она!
Оказалось, действительно Мария Федоровна Андреева. И с ее приходом само собой закончилось мое глупое положение.
— Дело вот какое… — начала она, когда мы втроем перешли в ее кабинет.
И она рассказывает мне, как на днях в трамвае был убит черносотенцами Павел Грожан2. Он организовал мастерскую снарядов и непосредственно ведал ею. Теперь нужно было кем-нибудь заменить его. Дело серьезное и дело важное. Нужен не только хороший организатор, но и решительный человек. И она и Горький присмотрели такого человека в лице нашего «Черта».
— Дело теперь за вами, — кончает Андреева, — вы должны его отпустить!
— Чертика вы должны нам отдать, — добавляет Горький. — На его место вы найдете скорее, чем мы на место Грожана.
Я понял: сопротивляться бесполезно. Из слов Андреевой выяснилось, что выбор не случаен. Наш «Черт», ведавший нелегальной типографией ЦК на Лесной улице (и ныне сохранившейся в качестве музея), не раз бывал у них. Его боевые качества хорошо знал Красин, и, конечно, не без его согласия так настаивала Андреева. «Черт» был уступлен. Нелегальную; типографию приняла секретарь транспортно-технического бюро Е. Д. Соколова, а «Черт» — Богомолов В. И., славившийся в нашем бюро своим бесстрашием, инициативой и находчивостью, — стал руководителем лаборатории по изготовлению бомб.
В ноябре 1905 года пришлось мне еще раз побывать у Горького и Андреевой по делам подготовки вооруженного восстания. У них я застал «Марата», Васильева-Южина и «дядю» Мишу (М. А. Михайлова). Транспортно-техническое бюро к этому времени уже занималось не только снабжением партийных организаций нелегальной литературой, паспортами, подпольными типографиями, но и доставляло оружие для боевых дружин.
На нашем деловом совещании присутствовала и М. Ф. Андреева. Она была очень занята, но не забыла позаботиться о товарищах. Как только закончилось совещание, М. Ф. пригласила всех к столу. Здесь я видел Андрееву в роли гостеприимной, радушной хозяйки большого «семейства», так как за столом оказались и дружинники кавказской боевой дружины, охранявшие квартиру Горького и Андреевой, ставшую своеобразным центром, где встречались партийные работники, занятые подготовкой вооруженного восстания.
На «огонек» подошел Ф. И. Шаляпин, и, как ни был занят каждый из нас, мы все-таки остались послушать прославленного певца.
В бурные революционные дни М. Ф. Андреева бывала в редакции легальной газеты Московского комитета партии «Вперед», издателем которой я являлся. Характерные для Андреевой чуткость и внимание к людям, особенно к мало заметным рядовым работникам партии, проявлялись и в те исключительно напряженные дни, когда она была загружена всевозможными поручениями боевой группы ЦК. Моя жена Е. Д. Соколова — работник аппарата газеты — до сих пор с теплым чувством вспоминает об Андреевой, которая буквально накануне восстания, побывав в редакции, оставила контрамарки в Художественный театр на седьмое декабря и подчеркнула, что это для всего коллектива работников. Но седьмого декабря началась забастовка, в Москве погас свет, и спектакль не состоялся.
Встречи с Марией Федоровной Андреевой не случайно отчетливо сохранились в моей памяти. Меня, профессионального революционера, поразило и не могло не поразить активное участие выдающейся актрисы в подготовке вооруженного восстания. Хорошо запомнилась она еще из-за бросавшегося в глаза разительного контраста между внешним видом этой необыкновенно красивой, мягкой, обаятельной женщины и той деловитостью и, я бы сказал, мужской хваткой, какую она проявила в первой же деловой беседе, отвоевывая нашего «Черта» для лаборатории по изготовлению бомб.
Соколов Василий Николаевич — профессиональный революционер, член КПСС с 1898 г. В 1905 и 1906 гг. возглавлял транспортно-техническое бюро ЦК РСДРП. Его жена Елена Демьяновна — член КПСС с 1903 г. Как активные участники революционного движения Соколовы были арестованы в августе 1906 г., три года содержались в тюремном заключении в одиночных камерах. В 1909 г. были приговорены к четырем годам каторги и последующему бессрочному поселению в Енисейской губернии.
Воспоминания В. Н. Соколова написаны заново для данного сборника. Частично опубликованы в его книге: «Партбилет № 0046340 ВКП (б), записки старого большевика», М., изд–во «Старый большевик», 1932, стр. 452–453.
↩… был убит Грожан… — Павел Августович Грожан — член РСДРП с 1902 г., активный участник революции 1905 г. Находясь после побега из ссылки на нелегальном положении в Москве, Грожан организовал мастерскую по изготовлению бомб. Убит он был черносотенцами 22 октября 1905 г. В «Новой жизни» (№ 8) был опубликован некролог. Вспоминая об этом героическом человеке во время беседы с экскурсоводами музея А. М. Горького, М. Ф. Андреева рассказывала:
↩«Из нашей квартиры ушел Грожан. Он был у нас, и Алексей Максимович дал ему денег… Был он молодой, красивый. Оглянулся на нас и говорит: “До свидания, — а потом тихо прибавил: — а может быть, совсем”. Алексей Максимович бодро сказал ему: “До свидания надо говорить. Идет человек, и надо знать, что придет назад”. Вы знаете, как его убили. Алексей Максимович очень сокрушался, что не мог пойти на его похороны. Когда Баумана хоронили, много было народа, а Грожана хоронили только трое: я, брат Грожана и один студент» (см. стенограмму в Архиве А. М. Горького).
