Когда перевираешь сохранившиеся чудом реликвии эпохи гражданской войны — пожелтевшие вырезки из газет, мандаты, удостоверения 1919–1920 годов, то вместе с этими вещественными приметами эпохи возникают воспоминания о тех, кого уже нет среди нас, о тех, кто жил, трудился во имя победы революции, без кого трудно себе представить время, события, нашу молодость.
Время — июль 1920 года. В Петрограде открывается второй конгресс III Коммунистического Интернационала. В день открытия конгресса Красная Армия занимает Гродно и Барановичи, войска белополяков, наступающие на Советскую Украину, получают мощный отпор. Но в Крыму готовит наступление барон Врангель, шайки Махно грабят и жгут Украину. В такой обстановке открылся 19 июля второй конгресс. И этот день мы ощущали как всенародное торжество, над Петроградом развевались алые знамена, гремели оркестры, со всех концов города к Таврическому дворцу двигались колонны петроградских рабочих, красноармейцев, балтийских матросов. А накануне у величественного здания Фондовой биржи на Васильевском острове происходила репетиция «массового действа», мистерии, — так назывался грандиозный феерический спектакль под открытым небом, поставленный в честь открытия конгресса.
И в этот день, в день репетиции мистерии, я впервые увидел Марию Федоровну Андрееву.
Но здесь я позволю себе привести страницу из моей книги, написанной несколько лет спустя, после незабываемых дней 1920 года, когда воспоминания были более свежими и многие-свидетели были еще живы.
Вот что происходило у Фондовой биржи:
«Тысячи одетых в театральные костюмы и загримированных людей маршировали, перебегали, образовывали группы на ступенях у колоннады Биржи. Групповоды пронзительно свистели, режиссеры и их помощники кричали в рупоры и сигнализировали, стреляя из пистолетов. С командного мостика флажками сигнализировал главный режиссер. Мария Федоровна Андреева, Лариса Михайловна Рейснер, художник Юрий Анненков, режиссер Сергей Радлов с трудом пробирались в толпе бряцающих цепями загримированных рабов, гремящих доспехами рыцарей, задыхающихся в своих мундирах королевских гвардейцев. Несколько сот труб соединенного оркестра нестерпимо для глаза сияли на солнце. Если к этому прибавить радугу сигнальных флагов миноносцев на Неве, кавалерийские значки на пиках курсантов и сто тысяч любопытных на берегах Невы, ожидающих с утра начала спектакля, то вы поймете, что такой день запоминается современниками».
В наше время, в дни фестивалей, подобное зрелище, может быть, и не слишком бы удивило, но мистерия, массовое зрелище, изображающее победу труда, победу социалистической революции, притом в то время, когда происходила ожесточенная гражданская война, — было примечательным событием. И организатором была товарищ Андреева, заведующая учреждением, которое скромно именовалось Театральным отделом Петроградского Совета.
О том, что Мария Федоровна была инициатором массового зрелища в честь открытия конгресса, можно было легко понять по тому, как прислушивались к ее распоряжениям все участники мистерии, от режиссеров до капельмейстеров и даже командиров воинских частей, участвовавших в массовом зрелище. В этом была заслуженная популярность «товарища Андреевой», так ее называли питерские рабочие, военные моряки и красноармейцы.
До этого памятного дня я никогда не видел Марии Федоровны. Разумеется, московский студент, почитатель Художественного театра, я не мог не слышать об артистке Андреевой, хотя в мое время Мария Федоровна уже не была артисткой этого театра и жила на Капри, в Италии. Но я знал замечательный портрет Репина1 и, всматриваясь в черты лица обаятельной женщины, догадался, кто она, с первой минуты, когда увидел ее на командном мостике у Фондовой биржи. Позднее по своей работе в Политическом управлении Балтийского флота мне случалось много раз встречаться с Марией Федоровной и я смог полностью оценить размах, деловитость заведующей Театральным отделом Петросовета.
Только в работе можно было оценить энергию, волю, здравый ум этой необыкновенной женщины. Необыкновенной потому, что для известной артистки состоять в партии большевиков, вести подпольную работу было поистине необыкновенно. И тот, кто знал биографию Марии Федоровны, нисколько не удивлялся деловым и организаторским ее способностям, ее терпению в спорах с довольно развязными и напористыми молодыми людьми, какими были мы — молодые политработники.
Когда я впервые очутился, не помню уже — по какому делу, в кабинете Марии Федоровны в Театральном отделе, я предполагал увидеть в ней скорее актрису, чем руководителя учреждения, и рассчитывал легко уладить дело, ради которого пришел.
Надо сказать, что Красный Балтийский флот в то время, в 1920 году, был внушительной силой. Революционные подвиги матросов Балтфлота ставили их в исключительное положение, и нам, работникам Политуправления, удавалось довольно легко получать из фондов гражданских учреждений все, что нужно было для наших клубов и театров, — холст для декораций, краски, грим, театральные костюмы напрокат, словом, все, чем располагал Театральный отдел Петросовета. Но когда мы столкнулись по этому делу с Марией Федоровной, то перед нами оказалась не актриса с прекрасными внешними данными, а, что называется, кремень — и никакие ссылки на подвиги балтийцев и особое положение флота не действовали. И сколько раз я уходил из Театрального отдела ни с чем или почти ни с чем, убежденный Марией Федоровной в том, что в трудные времена, когда ощущалась нужда буквально в каждой мелочи, — никаких особых привилегий требовать нельзя.
Мария Федоровна побеждала убедительностью доводов, обаянием, умом и решительностью. Вместе с тем она была чрезвычайно благожелательна к нам, молодежи. Она помогала нам советом, охотно привлекала к работе. Помнит об этом и Виктор Шкловский, помнил и Евгений Михайлович Кузнецов, работавшие в маленькой, но очень острой газете Театрального отдела «Жизнь искусства». Мария Федоровна охотно поддерживала полезные начинания, в этом я убедился, когда в Петрограде был организован театр революционной сатиры.
Теперь мы понимаем, как нелегко было работать в обстановке, которая сложилась в годы гражданской войны в Петрограде. Петроградцы пережили два наступления Юденича, Кронштадтское восстание, когда враги за рубежом и внутренние эмигранты уже заранее торжествовали победу. Нелегко было в то время строить советский театр, вовлекать в работу выдающихся артистов, утверждать девиз: искусство — народу. Однако и в этой обстановке о руководителе Театрального отдела говорили с уважением деятели искусств, они признавали авторитетность ее суждений о задачах театра, хотя в то время многие из них далеко не были уверены в прочности Советской власти.
Мария Федоровна Андреева была одним из основателей, по существу, организатором и основателем Большого драматического театра, который теперь с честью носит имя Горького. И не только она была организатором и основателем, но одной из главных актрис этого театра. После жаркого спора или делового разговора в ее кабинете мы видели ее вечером на сцене Большого драматического театра в роли Дездемоны. Отелло играл Юрьев, Яго — Монахов.
Роль эта не совсем подходила Марии Федоровне по возрасту, но ее обаяние, сценическое мастерство позволили ей создать правдивый и привлекательный образ Дездемоны. Классический репертуар в то время торжествовал на сцене Большого драматического театра, — в этом была тоже заслуга Андреевой. Следует напомнить, что в то время классическое искусство подвергалось яростным атакам футуристов и вообще «левых». Вместе с Луначарским Андреева, понимающая природу театрального дела, противостояла залихватским атакам «левых». И вместе с тем Мария Федоровна была отзывчива, шла навстречу революционному, понятному и близкому народу искусству, она работала с воодушевлением, чтобы приблизить к народу истинное искусство.
Андреева была одним из основателей петроградского Военно-театрального комитета2, в который она входила как представитель Театрального отдела; от военного округа в комитет входил один музыкант (пианист), в то время «очень левый», от Политуправления флота — автор этих воспоминаний, начальник театральной секции.
Комитет сделал немало для того, чтобы показать красноармейцам и матросам лучшие оперные и драматические спектакли. Благодаря Военно-театральному комитету тысячи защитников Советской власти услышали Шаляпина в лучших его оперных партиях, узнали Шекспира и Шиллера в исполнении выдающихся драматических артистов.
Поразительна была энергия и неутомимость Марии Федоровны. Старенький экипаж Театрального отдела, запряженный тощей лошадкой, можно было видеть в течение дня в отдаленных концах Петрограда, то во дворе Смольного, то у подъезда штаба Петроградского военного округа, то у Народного дома на Кронверкском (теперь проспекте Горького), то у Василеостровского райкома. Однажды в дождливый осенний день и мне случилось ехать в этом экипаже. Мария Федоровна направлялась во Дворец труда, помещался он на набережной лейтенанта Шмидта. Ехали мы на профсоюзную конференцию и, чтобы не терять времени, тут же обсуждали новое начинание — театр революционной, политической сатиры. Организовали этот театр Политическое управление Балтфлота и Театральный отдел Петросовета, то есть товарищ Андреева. Театр носил название «Вольная комедия» и в первый год своего существования был театром подлинно политической сатиры. Созданию этого коллектива способствовал замечательный деятель грузинского и русского театра Константин Александрович Марджанов (Котэ Марджанишвили), поставивший первую программу. Затем руководил «Вольной комедией» Николай Васильевич Петров. Восстанавливая сейчас в памяти обстановку, можно сказать, что только большое политическое чутье, необычайная отзывчивость Марии Федоровны на каждое новое полезное начинание помогли создать этот в те времена боевой революционный театр.
Для Марии Федоровны это значило не только содействие в организации театра, но и активная помощь ему. Репетиции происходили в помещении, которое еще не было отремонтировано (театр помещался в подвале нынешнего театра Музыкальной комедии на Михайловской площади). Зал был почти затоплен из-за лопнувших водопроводных труб, проходить на сцену можно было по доскам, положенным на козлы. И тут проявилась энергия и настойчивость Марии Федоровны. Она приезжала в «Вольную комедию» с утра, отдавала необходимые распоряжения сотрудникам, беседовала с рабочими, убеждала, воодушевляла, и 7 ноября 1920 года, в годовщину революции, театр был открыт. Зрители заняли свои места, и не подозревая, что еще две недели назад здесь было на полметра воды.
Случалось мне бывать на совещаниях, когда в Петроград приезжал Анатолий Васильевич Луначарский и возникали серьезные разногласия между петроградскими академическими театрами, управляемыми из Москвы, и Марией Федоровной, руководившей театрами Петросовета. Анатолий Васильевич выступал как арбитр в этих спорах, авторитет его в области искусства был общепризнан, но Мария Федоровна защищала свои самостоятельные взгляды, и Анатолий Васильевич уважительно выслушивал ее, хотя ее суждения часто не совпадали с суждениями народного комиссара по просвещению.
Не могу умолчать об одном эпизоде, который рассказывали в то время, рисующем товарищеское отношение Владимира Ильича Ленина к Марии Федоровне и то, как Владимир Ильич умел прощать деятельным, энергичным, работавшим на пользу народа и Советской власти товарищам их маленькие слабости.
Приезжая по делам в Москву, Мария Федоровна, с разрешения Владимира Ильича, пользовалась его автомобилем. В те времена автомобилей было мало и получить машину для приезжего петроградского работника было нелегко. Как-то Мария Федоровна задержалась дольше, чем следовало, и когда Владимиру Ильичу потребовалась машина — ее не было на месте. Об этом доложили и притом заметили, что больше предоставлять машину Андреевой не будут. Ильич усмехаясь сказал:
— Оставьте Марию Федоровну. У нее такие связи…
Самоотверженной была работа Марии Федоровны в годы интервенции, блокады, голода в Петрограде (1918–1921). Тем, что в то время не угасали очаги культуры и советское искусство стало достоянием народа, — мы обязаны трудам таких замечательных деятелей партии, Советской власти, как Анатолий Васильевич Луначарский и Мария Федоровна Андреева.
Много лет спустя я встречал Марию Федоровну в Москве, в Доме ученых. Мы с особым удовольствием вспоминали двадцатый и двадцать первый годы и те тревоги и радости, которыми в то время была полна жизнь нашего искусства, нашей Родины. Все это не забудется, не забудется обаятельный, исполненный воли, энергии, разума образ Марии Федоровны Андреевой — большевика, общественного деятеля, художника, революционера, женщины, заслужившей уважение Владимира Ильича Ленина, партии, питерского рабочего класса.
- … я знал замечательный портрет Репина… — Имеется в виду портрет М. Ф., являющийся ныне собственностью семьи И. М. Москвина. И. Е. Репин знал Марию Федоровну с детства и, как вспоминает об этом Т. Л. Щепкина-Куперник, он «писал и рисовал М. Ф., когда ей было восемь лет, десять, двенадцать… Когда ей было пятнадцать лет, он делал с нее донну Анну — для иллюстрации к “Каменному гостю” Пушкина. Последний ее портрет он написал в 1905 году в Финляндии. У М. Ф. с сестрой была дача в Финляндии, там же, где и репинские Пенаты. Там жил и работал Горький. Соседи и старые знакомые часто виделись, и Репин взялся писать портрет М. Ф. маслом» (Т. Л. Щепкина-Куперник, О Репине и его некоторых моделях, в сб. «Художественное наследство. Репин», т. II, М.–Л., 1949, стр. 276). Тогда же Репин приступил к написанию совместного портрета Горького и М. Ф. Андреевой. ↩
- … Андреева была одним из основателей петроградского Военно-театрального комитета… — Имеется в виду комитет, организованный на основании приказа по Петроградскому военному округу. В задачи его входило: составление репертуара, устройство концертов и спектаклей для Красной Армии, организация показательных театральных студий («Красная газета», 2 марта 1920 г.). См. об этом воспоминания Е. М. Кузнецова. ↩
