С Марией Федоровной Андреевой мы познакомились в 1932 году.
Наша студия под руководством Алексея Денисовича Дикого, носившая наименование театрально-литературной мастерской, в это время перешла из ведения Федерации советских писателей, где были сделаны в 1931 году наши первые шаги, в Московский Дом ученых, директором которого была Мария Федоровна Андреева.
Теперь мы понимаем, что скрывается за словом «перешла». Но… тогда мы были очень молоды и мало задумывались над тем, как неимоверно трудно было Марии Федоровне доказать Президиуму Академии наук, что такая чужеродная Дому ученых организация, как наша студия, должна быть принята в его лоно.
Алексею Денисовичу Дикому хотелось создать новую театральную студию, построенную на сугубо реалистических принципах, студию, которая должна научить молодых артистов не только отлично играть на сцене, но и прежде всего на глубоком изучении литературы распознавать творческий почерк того или иного писателя, находить присущие только данному художнику, драматургу характерные черты. Алексей Денисович был врагом школярства, и ему мыслилось, что театрально-литературная мастерская (именно мастерская) должна научить всему этому молодого актера, который должен стать разносторонне образованным современным человеком-гражданином.
Отлично помнится первое знакомство Марии Федоровны с нами — юными студийцами. В голубой гостиной с белым роялем и белым медведем на полу полукругом стоят стулья. В кресле сидит Мария Федоровна Андреева в черном длинном платье, величественная, скромная и очень красивая. Каждый из нас читал какой-либо отрывок, и после этого Алексей Денисович представлял нас Марии Федоровне. Слушала она внимательно, доброжелательно улыбаясь… А мы все дрожали от страха и поглядывали на Алексея Денисовича, который тоже волновался… И до сих пор, когда мы вспоминаем Марию Федоровну, она всегда перед нами в неизменном длинном черном платье, удивительно стройная, седая, с лучистыми добрыми глазами.
Позже, когда студия уже была под ее материнским крылышком, мы все ее боготворили и глубоко уважали. Абсолютно справедливая, безупречно воспитанная, строгая и в то же самое время добрая и отзывчивая, она никогда не навязывала своего воспитания, а между тем очень незаметно направляла нас на правильный путь.
Мария Федоровна была членом правления нашей студии, бывала всегда на приемных испытаниях, заботливо и умело подбирала педагогов для студии, разделяла творческие принципы студии и ее руководителя А. Д. Дикого. Мария Федоровна требовала от нас правдивого реалистического искусства, искусства, в которое она безгранично верила. Организованные ею для нас встречи с писателями, актерами, художниками воспитывали и обогащали нас.
В гостях у нас бывали: В. И. Качалов, И. Уткин, Н. Огнев, О. И. Пыжова, В. О. Массалитинова, М. А. Пешков, В. О. Топорков — впоследствии педагог и режиссер нашей студии. Мария Федоровна была партийным руководителем нашей студии, направляла всю работу комсомольской организации, всегда была вместе с нами и в радостные и трудные периоды жизни.
Помнится траурный митинг по поводу зверского убийства С. М. Кирова и страстное выступление со слезами на глазах Марии Федоровны. Все были крайне потрясены и взволнованы.
Помнится бурное комсомольское собрание по поводу провинившегося студийца, где ставился вопрос о его исключении, — Мария Федоровна нашла смягчающие вину обстоятельства, студийца оставили, а взволнованному секретарю комсомольской организации она прислала записочку: «Женя, посмотрите на меня. Улыбнитесь. Не надо волноваться, все будет хорошо».
Внешний наш вид также не проходил мимо ее внимания, иногда кто-нибудь из студиек нет-нет да и явится в слишком «модном» виде. «Конечно, губы красить можно, — замечала Мария Федоровна, — но вы так молоды, свежи — стоит ли?» Краска с губ быстро исчезала. «Узкие юбки модны, конечно, но очень стесняют движения, мешают репетировать, по опыту знаю…» Вскоре всем были сшиты репетиционные широкие юбки.
Благодаря Марии Федоровне персонал Дома ученых относился к нам заботливо и внимательно. Работники буфета подкармливали нас бутербродами, сырными корочками, ведь тогда была карточная система и нам голодновато жилось. Мы пользовались рабочими обедами в столовой для сотрудников в Доме ученых, летними путевками на отдых в лагере Комиссии Содействия Ученым (КСУ) в Звенигороде и Зеленоградском доме отдыха.
Немало неприятностей из-за студийцев претерпевала Мария Федоровна: то мы, не в меру резвые, мчались стаями по тихим коридорам Дома ученых, то вдруг распевали гекзаметры в неположенных местах, то с шумом опрокидывали стулья, готовясь к репетиции в киноаудитории, над которой помещался читальный зал Дома ученых, и к нам в киноаудиторию с любопытством и беспокойством заглядывали почтенные ученые — «что, мол, здесь происходит». Тогда растерянная Мария Федоровна увещевала нас: «Не шумите, не бегайте вы как угорелые, вы у меня всех академиков с ног собьете».
Мария Федоровна, бывшая актриса Художественного театра, не работая в этот период в театре, очень тосковала по сцене. Всегда загруженная по работе в Доме ученых, она выкраивала время для нас, студийцев, и помогала нам на первых порах в готовящихся спектаклях. На выпуске была первая наша проба пера: инсценированный рассказ Чехова «Маска» и «Интермедии» Сервантеса. Сколько полезных советов и по мастерству и по изучению эпохи, стиля давала нам Мария Федоровна! Несмотря на занятость, она всегда присутствовала на показах наших самостоятельных работ, а это отнимало много времени, потому что студийцы и показывали приготовленные отрывки из пьес и проводили регулярно самостоятельные литературные чтения.
Вспоминается один эпизод, связанный с постановкой в Московском Художественном театре пьесы А. Афиногенова «Страх». Марии Федоровне предложили сыграть роль большевички Клары, которая как нельзя лучше подходила к ее индивидуальности. И Мария Федоровна от этой роли отказалась. Мы были в полном недоумении и глубоко взволнованы этим: как могла Мария Федоровна отказаться!.. Помнится, как мы ее окружили и допытывались, почему она это сделала? Мария Федоровна тоже заметно волновалась… На наши вопросы она ответила: «Мне очень больно было отказываться, но иначе я не могла поступить, — Художественный театр мне дорог больше, чем моя личная судьба. Я много лет не играла и не имею права выйти сейчас в центральной роли на сцену моего любимого театра». Мы все примолкли, но внутренне по молодости лет так и не могли согласиться с ее решением. Вот поистине образец высокой требовательности актрисы, на счету которой было много блистательно сыгранных ролей.
Вспоминается и другое, как Мария Федоровна волновалась за всех нас в день премьеры Сервантеса. Волновалась она и во время предварительного просмотра, ей хотелось более острого звучания интермедий. В дальнейшем Алексей Денисович придал постановке более острое звучание, и Мария Федоровна одобрила это. Перед началом спектакля она забегала на сцену: то поправит нам грим, то подколет цветок у растерянной студийки, то ободрит кого-то из нас — и от ее одобрения, поддержки становилось легче, мы чувствовали себя увереннее. С ней бывало удивительно легко и просто. Мария Федоровна умела найти контакт с любым студийцем (а мы были такие разные), терпеливо растолковать ему задачу данного куска роли, найти сквозное действие, объяснить, помочь…
Со временем наша студия выросла в крепко спаянный театральный коллектив, на основе которого родился впервые в Таджикистане русский театр имени Маяковского.
Многие студийцы — ныне актеры, получили высокие звания заслуженных и народных артистов, работают на сценах Москвы и периферии.
Нашими успехами в работе мы, конечно, обязаны и Марии Федоровне. Память о ней нам безгранично дорога… Большой, красивый, прекрасный человек, художник и гражданин. Поистине «Феномен», как ее называл Владимир Ильич Ленин. «Неповторимая», так называли ее в Доме ученых.
Да, — неповторимая!
Г. Д. Степанова Л. М. Петрейков
Воспоминания написаны актерами Студии А. Д. Дикого для третьего издания этой книги. Г. Д. Степанова — народная артистка Таджикской ССР, в течение двадцати лет ведущая актриса Центрального детского театра в Москве. Л. М. Петрейков — артист Всесоюзного гастрольно-концертного объединения.
В библиотеке Г. Д. Степановой хранится книга «Моя жизнь в искусстве» К. Станиславского, подаренная ей А. Д. Диким, с такой надписью:
«Дорогой нашей Галочке Степановой — строителю теа-лит-мастерской и будущего нашего театра. С дружеской любовью. Благодарный А. Дикий. 9/11 — 35 г.»
