64.(3-е изд.) [В дни Декабрьского вооруженного восстания]

М. Ф. Андреева

…Однажды к нам пришли тринадцать человек грузинских студентов ¹ и заявили: «Мы пришли охранять вас, и мы не уйдем». Все тринадцать человек жили у нас и спали на медвежьих шкурах. С дивана стаскивались для них подушки… Народу к нам ходило , много, и всякого народу. В 1905 году жил у нас Десницкий. Бывали Позерн — «Чемодан», Шанцер — «Марат», и все распоряжения, которые исходили от тройки руководителей [вооруженного восстания в Москве], при помощи товарищей, которые у нас бывали, расходились по всей Москве.

…«Седой» ² бывал, но я его плохо помню. Он мне уже потом говорил, что был у нас. А вот «Чорта» помню хорошо. Он учил грузин стрелять и один раз так пульнул — прямо в пол. Внизу же, под нами, жил один тайный советник, который, когда побеждали мы, — снимал «тайного советника» с двери, а когда [победа] была на их стороне, то опять вешал. Когда выстрелил «Чорт» — Богомолов, то этот тайный советник приходит ко мне и говорит: «Госпожа Андреева, извините, что я пришел и беспокою вас, мне неловко, но, видите ли, моя жена очень нервная женщина, а у вас тут молодые люди учатся стрелять и попали прямо в пианино, когда играла жена». Это показывает, какие «реверансы» делал обыватель в нашу сторону.

Из нашей квартиры ушел Грожан³. Он был у нас, и Алексей Максимович дал ему денег. Потом говорит: «Что это вы какую заметную фуражку носите, возьмите другую». А фуражка на нем действительно была какая-то особенно пестрая.

Надел он фуражку, спускается с лестницы, а мы с Алексеем Максимовичем смотрим ему вслед. Был он молодой, красивый. Оглянулся на нас и говорит:

— До свиданья! — А потом тихо прибавил: — А может быть, совсем.

Алексей Максимович бодро сказал ему:

— До свиданья надо говорить. Идет человек, и надо знать, что придет назад.

Вы знаете, как его убили. Алексей Максимович очень сокрушался, что не мог пойти на его похороны. Когда Баумана хоронили, у него много было народу, а Грожана хоронили только трое: я, брат Грожана и один студент.

13 декабря нас вывезли ночью из Москвы. Ко мне в театр приехал «Чорт», вызвал меня и сказал, что нужно немедленно ехать. […] Меня с Алексеем Максимовичем посадили на извозчика и повезли к Николаевскому вокзалу, отсюда извозчика повернули, он повез нас на товарную станцию, и мы поехали в Петербург. Через полчаса на нашу квартиру явились с обыском…

И. Г. Захарченко

Приехав в Москву, я почувствовал, что в городе царит небывалый подъем революционного движения. Куда ни пойдешь — то ли в Сокольники, то ли на Тверскую улицу, то ли в Марьину рощу, то ли на Арбат — везде, в центре и на окраинах, — летучие уличные митинги, собрания, диспуты. Только и слышны разговоры об оружии.

…События нарастали. Между тем я, несмотря на пятидневное пребывание в Москве, еще не смог найти применения своим силам. Но как-то вечером, когда я вернулся из города, Вера Кольберг сказала мне:

— Я рассказала о вас Алексею Максимовичу Горькому. Он хочет вас видеть, расспросить о Севастопольском восстании. Завтра пойдем к нему.

На следующий день мы пришли к А. М. Горькому. Там были Кольберг, Андреева и еще какая-то женщина.

…Мы сели обедать. Я чувствовал себя «не в своей тарелке».

Как на грех, неловким движением я опрокинул чашку с кофе, залил скатерть. Андреева ласково сказала: «Не смущайтесь, товарищ Лучицкий».⁴ А Горький с другого конца стола так лукаво усмехнулся в свои усы, что мое смущение как рукой сняло.

После обеда Алексей Максимович спросил меня:

— Как вам нравится Москва?

— Пожар, — ответил я коротко.

— Хорошо сказано, — рассмеялся Горький. — А вы что, хотите поступить в поджигатели или смотреть, как пожарные будут гасить пожар?

— Я хотел бы получить оружие и вступить в какую-нибудь дружину.

Алексей Максимович переглянулся с Андреевой, затем сказал:

— Завтра у меня будет начальник Кавказской боевой дружины. Зовут его Baco. Приходите, я вас познакомлю с ним.

На следующий день я застал на квартире у Горького молодого человека. Сразу можно было узнать в нем грузина по живым, порывистым движениям, слегка гортанному выговору, горячности. Горький нас познакомил.

…Меня заинтересовало, какое оружие есть у дружины. Baco ответил:

— Пять маузеров, три браунинга и семь борхардтов. Плохо, бомб мало. Есть только одна «македонка» — самодельная бомба с фитилем.

— Кстати, — почему-то вполголоса сказал Алексей Максимович. — У меня в ящиках стола сотни три патронов к маузеру.

…Когда Горький сказал мне и Васо о патронах, Андреева открыла нижний ящик письменного стола и помогла Горькому достать патроны. Дело прошлое, но когда она нагнулась вместе с Кольберг, чтобы пристроить у меня на ногах патроны, я стыдился: сами понимаете, в таком положении, как я находился, носки были далеко не в порядке. Как человек очень чуткий, она сказала: «Тяжела холостяцкая жизнь». Когда я уходил, она спросила: «А как у вас насчет белья?» Ушел я от нее с парой носков и белья.

В. И. Богомолов

Никитич [Л. Б. Красин] указал мне, что за деньгами на содержание типографии, бумагу и транспортные операции я должен обращаться к Марии Федоровне Андреевой и что ей на этот счет даны инструкции. По возвращении из Питера «дядя Миша» познакомил меня с Марией Федоровной. И в дальнейшем я был очень частым гостем на Воздвиженке, где тогда жили М. Ф. Андреева и А. М. Горький. А затем, перейдя на боевую работу, одно время и жил там.

Павел Августович Грожан был убит черносотенцами после объявления манифеста 17 октября. Через несколько дней после убийства в Москву приехал из Питера Юлий Августович Грожан («Дмитрий Сергеевич»), чтобы разыскать его тело и наладить работу «Военно-технической группы», которую вел в Москве Павел Грожан. Тело было разыскано, и Павел похоронен через несколько дней после похорон Баумана. Юлий Грожан предложил мне от имени «Военно-технической группы» принять на себя работу, которую вел его брат. Я согласился, сдал типографию на Лесной Е. Д. Соколовой и вместе с Юлием Грожаном начал работу по восстановлению связей П. Грожана, по добыче пикриновой кислоты. бикфордова шнура и гремуче-ртутных запалов.

…Связь с Питером кроме личной путем поездок держал через М. Ф. Андрееву, от которой получал и деньги для моей работы.

…«Элипс» [химик] во время одного из своих приездов в Москву привез штуки три образцов различных оболочек [для бомб] и ударников, которые хранились у М. Ф. Андреевой. В это же посещение он прочел нечто вроде лекции на тему о взрывчатых веществах нескольким товарищам, собравшимся на квартире М. Ф. Андреевой.

А. С. Енукидзе

У Горького на квартире, в нынешнем 4-м Доме Советов, у нас было совещание боевой организации, на котором демонстрировались новые типы ручных гранат. М. Ф. Андреева (жена М. Горького) охотно нам разрешила это совещание, только при одном непременном условии, чтобы все это проделать в отсутствие Алексея Максимовича Горького, так как она опасалась взрыва ручной бомбы и не хотела его подвергать опасности. Мы, разумеется, не опасались никакого взрыва, так как бомбы демонстрировались не начиненные, но все же согласились на эти условия.

Вл. И. Немирович-Данченко

Большое впечатление за кулисами театра производило поведение Марии Федоровны Андреевой. Едва ли не самая красивая актриса русского театра, жена крупного чиновника, генерала, преданная любительница еще «Кружка Алексеева», занявшая потом первое положение в Художественном театре, она вдруг точно «нашла себя» в кипящем круге революции.

…Когда пришли декабрьские события, мы репетировали «Горе от ума», и именно третий акт, в котором была занята почти вся труппа. Андреева приносила какие-то отрывочные сведения о надвигающихся событиях, конечно, не рассказывая всего, что знала. В одну из таких репетиций она подошла к режиссерскому столу, за которым сидели я и Станиславский, и, говоря за себя и за кого-то еще, выражала крайнее недоумение, что в такие дни мы можем заниматься репетициями.

Б. С. Гловацкий

В разгар уличных боев в Москве спектакли в театрах были прекращены. Здание МХТ стало местом укрытия раненых. В коридорах и фойе театра был оборудован приемный покой. Организатором этого пункта медицинской помощи была М. Ф. Андреева… Марии Федоровне помогала молодежь театра. Наиболее трудной была отправка раненых в больницы и по домам. Именно на этой трудной работе проявил свои организаторские способности Максимов, которому М. Ф. Андреева поручала самые ответственные задания.

Впервые в настоящем издании печатаются отрывки:

• из беседы М. Ф. Андреевой с экскурсоводами Музея А. М. Горького — по стенограмме 1937 г., хранящейся в Архиве А. М. Горького;

• из воспоминаний И. Г. Захарченко, матроса, командира крейсера «Гридень» восставшей Черноморской эскадры — по сб. «Военные моряки в период первой русской революции 1905–1907 гг.», М., 1955, стр. 396, 398, 400, 401, и письму, находящемуся у составителя;

выдержки из статей выдающихся участников вооруженного восстания в Москве:

• В. Богомолов, Московская подпольная типография центрального органа партии «Рабочий», — Сб. «Техника большевистского подполья», вып. II, М.—Л., 1924, стр. 168;

• «Связь военно-технической группы с Московской организацией» — по сб. «Первая боевая организация большевиков. 1905—1907 гг.», М., 1934, стр. 189—190;

• из кн.: А. Енукидзе, Большевистские нелегальные типографии, М., «Молодая гвардия», 1930;

• из кн.: Вл. И. Немирович-Данченко, Из прошлого, М., 1938, стр. 209, 214—215;

• Б. Гловацкий, Владимир Максимов, Л., «Искусство», 1961, стр. 28.