…1 К Мейерхольду как к актеру он [Горький] относился очень хорошо, а как к режиссеру — терпеть его не мог. Какой же писатель может любить Мейерхольда как постановщика, когда он возьмет что хотите и испоганит так, что не узнаешь. Сама я являюсь большой поклонницей драматического таланта Мейерхольда. Я не знаю ни одной роли, которую бы он сыграл плохо. Возьмите Василия Шуйского в «Федоре» — потрясающе, замечательно. Иван Грозный — замечательно. Треплев в «Чайке», совершенно из другой оперы, — замечательно. Барон Тузенбах в «Трех сестрах» — лучше нельзя. Я потом играла с Качаловым, так, извините меня, Мейерхольд, несмотря на свои убийственные внешние данные — лицо топорам, скрипучий голос, — играл лучше Качалова. Затем в Иоганнесе Фокерате он был великолепен. Как он играл Мальволио в «12–й ночи»! Я перевидала массу интересных актеров, которые играли эту роль, но ничего подобного не видела.
Он играл принца Арагонского в «Шейлоке». Роли никакой нет, короче воробьиного носа, а как это у него выходило? Настоящий Дон-Кихот, настоящий испанец. Он говорил свой монолог так, что сидишь и слушаешь его рот раскрыв. Ни одной роли не знаю, которую бы Мейерхольд сыграл плохо, — это был замечательный актер.
Алексей Максимович был о нем тоже такого высокого мнения. А вот когда в «Лесе» у него Аркашка во время монолога Несчастливцева железным листом хлопает, — я очень уважаю Игоря Ильинского, считаю его талантливейшим человеком, — но «ненавидела» его. А «Ревизор», а «Горе уму»! Вспомнить неприятно.
… Как можно быть поклонницей его? Прежде всего, что такое театр? Театр — это автор, режиссер и актеры. А Мейерхольд — только режиссер, который автора перевертывал, актеров ставил вверх ногами. Или не надо ставить авторских пьес, а если уж ты ставишь автора, так извините меня, пожалуйста, по-моему, самое главное в театре — слово, а если все то, что написал автор, ставить вверх ногами, так зачем же такого автора ставить?
… Мейерхольд никогда ни одному актеру не позволяет играть, если он ему сам не показал — как надо играть. Ну что же это за режиссер!
С места. Это потому, что у него нет актеров.
Андреева. Вы меня извините, актеры у него были, и актрисы были хорошие. Как только они попадали в другой театр, так они становились хорошими.
С места. А Юрьев?
Андреева. О Юрьеве я говорить не буду, а Бабанова плохая актриса? Да тот же самый Ильинский — что это, плохой актер? Но что из Ильинского сделал Мейерхольд? Я слышала, как Ильинский читал «Старосветских помещиков» в Доме ученых. Это было до того восхитительно, это было до того не похоже на того Ильинского, который кривляется, хвостиком машет. Это был настоящий хороший, большой актер, умный чтец, который нежно любит и Гоголя, и эти двери, которые скрипят, и Пульхерию Ивановну. Когда он говорил о том, что Пульхерия Ивановна, умирая, говорит: вот возьмите мой серый капот и сшейте себе халат, — это было так трогательно и глубоко, что, слушая его, я обливалась слезами. Он говорил тихо, удивительно просто говорил. Нет, это замечательный актер. А что из него сделали? Шута горохового сделали из него в театре Мейерхольда.
С места. Вы его в Расплюеве не видели?
Андреева. Не видела. Сознаюсь, я по своей воле в театр Мейерхольда никогда не ходила. Когда-то я по обязанности пошла смотреть спектакль к Мейерхольду. Как раз это был «Лес». Я до такой степени злилась, что боялась неприлично выругаться. На несчастье мое, подошел ко мне Малышев после монолога о совах, о темном царстве — и говорит: «Всеволод Эмильевич просит вас чаю попить». Так я прошипела ему в ответ: «Уйдите, пожалуйста, а то я вас ударю». Я все-таки довольно благовоспитанным человеком была, но тут не выдержала. Просто сил никаких не было.
В Петербурге у него [Мейерхольда] когда-то была студия, в которой он обучал, между прочим, хороших актеров. Был там Нотгафт, вы его, может быть, видели — превосходный актер. Мне пришлось видеть в этой студии «Гамлета». Не то балет, не то пантомима! Нотгафт появлялся в костюме Дон-Кихота, — полчаса спускался по лестнице, полчаса шел по зале, изображая монолог: «Слова, слова, слова» — без слов. Ну разве режиссер такие фокусы может выдумывать? А Офелия у него танцевала и лежала на каком-то зеркале — зеркало изображало реку, пруд или озеро, не помню, и ее покрывали какие-то прозрачные полотнища.
Воспроизводятся ответы М. Ф. Андреевой на вопросы об отношении Горького к Мейерхольду, заданные ей на той же Горьковской конференции ВТО (февраль 1937 г.).
В оценке режиссерской работы Мейерхольда Андреева допускает некоторую односторонность. Правильно критикуя формалистический спектакль, она недооценивает положительные элементы в режиссерском новаторстве Мейерхольда и поисках новой театральной формы.
↩
