3 декабря 1930, Ленинград
Родная Мария Федоровна1
… Я Вам бесконечно благодарен за указания, за совет, за строгую критику. Вы правы безусловно, и мне надо в корне переработать мой «А–а–ах!» — и даже не его написать, а что-то другое, где центр тяжести не на самом эпизоде лежит. Я все перечеркал, начал писать заново и Вам пошлю. Вы должны знать, что Ваша критика не обижает меня, а мне помогает. Я ведь ни с какой стороны не писатель, и мне не к кому обратиться за советом. Вы у меня одна. Поэтому мне особенно ценны Ваши указания и только очень совестно, что я отнимаю у Вас время и заставляю Вас его тратить не только на прочтение, но и на исправления.
Согласны ли Вы и в будущем мне помогать? Ведь я затеял большую историю — не шутка написать целую книгу. Статью с эпизодами в финский сборник уже переводят. Я ее обработал согласно Вашим указаниям и дополнил некоторыми интересными подробностями. Теперь она в таком виде, что всем, жому читаю, нравится, даже Елена Дмитриевна [Стасова] очень одобрила и написала мне исключительно дружеское письмо с советом взяться серьезно за работу и продолжать в том же духе.
… Сейчас получил извещение о получении персональной пенсии и книжку.
Тронут до слез вниманием и добротой товарищей. Вам спасибо особое.
Ваш Евгеньич
20 марта 1931, Ленинград
Родная и дорогая Мария Федоровна!
Вы не охладели к нашему проекту написать сценарий и поставить фильм? Я понемногу работаю как над воспоминаниями, так и над материалами.
Написал «Год в тюрьме — “Кресты” — 1907–1908 гг.». Те, кто слушал, очень хвалят, но ведь слишком живая тема, так что, может быть, заблуждаются. Сам я не судья. Мои воспоминания о работе в Финляндии перевели на шведский язык и с одобрения А. М. Коллонтай поместили в шведском журнале. Я послал фотографии, просили мою, и в результате напечатали три эпизода: «Наташа», «Степан Голубь» и «Покойницкая»…
Ваш Евгеньич
12 апреля 1931, Ленинград
Милая и дорогая Мария Федоровна!
Получил Ваше письмо от 8/IV, и даже дух захватило и сердце билось, когда его вскрывал, — ведь Ваш суд для меня, можно сказать, всё, и хоть Вы и будете протестовать, но скажу, что больше суда Алексея Максимовича. Его критика другая, с других точек зрения, а Вы прекрасно меня знаете, мою психологию и «кровно» заинтересованный человек. Понимаете меня? Вы тоже на меня не сердитесь и не обижайтесь. О Ваших исправлениях, замечаниях, если я не буду с ними согласен, я напишу, когда прочитаю все, что Вы исправили, в данный момент нет времени и я напишу только кое о чем, что пишете в письме, что требует объяснения. Я бесконечно счастлив Вашей фразой: «А в общем — очень интересно, местами захватывающе и очень хорошо написано…»
Я на крыльях!
Эх, родная Мария Федоровна!
Как Вы мне помогаете! Честное слово, я до слез тронут, глаза и сейчас мокрые… и стыдно, что я слюнтяй-плюнтяй, и радостно на душе за Ваше дружеское участие в моем деле.
А ведь я не на шутку задумал развернуться.
Целую Ваши руки
Ваш Евгеньич
Письма, из которых взяты эти отрывки, также относятся к начальному периоду литературной деятельности Буренина как мемуариста. В 1933 г. была опубликована книга его воспоминаний: «Из жизни большевистского подполья», в которую вошли упоминаемые три эпизода: «Наташа», «Степан Голубь», «Покойницкая».
Творческая помощь Андреевой Буренину продолжалась и в последующие годы, когда он работал над новыми мемуарами. См. здесь ее письма к Буренину за 1938 г.
↩
