Нет, не бойся, никаких встреч и парадов тебе устраивать в Берлине не будут. Меня как-то спросили, а я ответила: «Если хотите сделать Алексею Максимовичу неприятное и побудить его объехать Берлин, — устраивайте». Поверили.
Тут устраивали вечер Горького, читал доклад о нем директор банка Новицкий, играли на рояле и виолончели «на темы», читала Гзовская — «Девушку и Смерть», Гайдаров (под Качалова) «Товарища», а затем наши любители играли первый акт «На дне»1. Катерина[1], между прочим, — Квашню, для чего вымазала себе лицо на манер красной меди самовара. Хорошо то, что твердо знали [роли] наизусть, и многие потом говорили, что впервые прочувствовали красоту и значение текста. Катя волновалась донельзя и старалась вовсю быть базарной торговкой, веселой и доброй. А потом всплакнула в уголочке и мне говорила, что все тебя вспоминала и как она тебя любит. Это довольно понятно: ведь все ее детство и юность прошли подле тебя.
Рада, что у тебя внучки хороши, по фотографии они мне тоже очень нравятся. К сожалению, не могу похвастаться тем же. […]
Крепко обнимаю.
М.
4/V 28
[1] — дочь Андреевой — Е. А. Желябужская. — Ред.
… наши любители играли первый акт «На дне». — Имеется в виду драматический коллектив берлинского Советского торгпредства, которым руководила Андреева. О ее режиссерской работе с этим коллективом см. здесь воспоминания Н. А. Луначарской-Розенель.
См. так же комментарии к предыдущему письму.
↩
