Дорогой Андрей Николаевич! Милый, старый друг Лавруша!1
Решаю я возвращаться. Не только на родину, но и к родному своему делу, в театр, но только не к административной работе, а к своей настоящей, хочу остаток дней своих дожить актрисой.
Я знаю, что могу дать еще много. И хотелось бы мне начать ролью фру Альвинг в «Привидениях» Ибсена. Причем мне пьеса представляется совсем в ином виде, нежели ее играли у нас, в Художественном театре, да и здесь, у немцев, а тем паче — в орленевской переделке.
Мне пьеса рисуется как живая трагедия природы — Немезиды, карающей до седьмого колена за грехи отцов, и женщины — матери, жены, безвинно казненной за чужой грех, сквозь сердце которой пронзен меч страданиями сына. Извечная великая трагедия!
Мне думается, что фру Альвинг живая женщина, со страстной любовью к пастору, неутоленной и потому сохранившейся до конца дней. Когда я читаю ее слова: «Привидения ожили!» — в то время как сын ее и дочь его отца почти в точности повторяют сцену между отцом его, ее мужем, и матерью Регины, некогда происшедшую, — у меня волосы на голове шевелятся и я всеми фибрами своими, кожей — чувствую, как это можно сыграть!..
Я говорила с Луначарским и Владимировым, они хотят, чтобы я играла фру Альвинг в Малом театре в Москве, и еще Владимиров говорил о роли королевы в «Стакане воды». Но мне хотелось бы, конечно, играть у Вас, в нашем родном Большом драматическом.
Напишите мне откровенно и прямо — а театру-то хочется, чтобы я у Вас играла? Нужна я? Не помешаю ли я кому-нибудь из тех, кто все это время нес на своих плечах всю работу? Зная меня, Вы почувствуете, как я искренна в данном случае.
Также Вы знаете, что работа мне найдется во всяком театре, так что без хлеба я-то не останусь.
Только что снималась в фильме, и, к удивлению моему, довольно удачно. Потому к удивлению, что я и вообще-то всего в двух фильмах играла, да и то в 16–м году2, а десять лет срок очень большой. Тут был Горин-Горяинов и почему-то взял с собой два снимка; может быть, Вы у него посмотрите, хотя я даже не знаю, какие именно ему дали.
Я смотрела себя на экране. Там, где начинается настоящая драма и все лицо в слезах, — даже мне самой понравилось, хотя я в это время очень нехороша собой, а женщины этого не любят, даже в моем почтенном возрасте.
Хотелось бы мне знать о Вас, как здоровье, как самочувствие, что думаете ставить, как провели лето? Если напишете — буду очень рада.
П. П. только что ездил в Италию, был у Алексея Максимовича. Сейчас собирается окончательно перебираться в Москву — пять лет ведь он здесь прожил, даже с некоторым лишком. Он, пожалуй, даже раньше меня отсюда уедет. […]
Только, Лавруша, милый, ради бога, не считайте, что Вам надо так сделать, чтобы я служила, — так как это БДТ! Пусть будет так, как лучше для дела, а не для меня, ибо для меня место найдется.
До свиданья, друг мой, крепко обнимаю Вас и люблю. Привет всем старым товарищам.
Ваша М. Андреева
17/IX 26
Публикуется по подлиннику, хранящемуся в ГЦТМ, № 122472/231.
Лаврентьев Андрей Николаевич — режиссер, которого Андреева хорошо знала по совместной работе в Большом драматическом театре в Ленинграде и в Художественном театре, где он начинал свой творческий путь.
↩- … играла, да и то в 16–м году… — В № 22 журнала «Рампа и жизнь» за 1916 г. сообщалось: «В ателье “Русская Золотая Серия” закончена съемка большой картины [“Ничтожные”] по роману Е. А. Нагродской “Борьба микробов”, с участием впервые на экране артистки театра Незлобина М. Ф. Андреевой, арт. Худ. театра Церетели… М. Ф. Андреева выступит также в ближайшем будущем в картине “Узурпатор” по известному роману Локка». ↩
