Дорогой Владимир Ильич!1
… Простите, что, pour la bonne bouche[1], нажалуюсь Вам чуточку на наш Отнаробраз: боюсь, что придется отказываться от работы! Клубная секция, через Художественный подотдел, в котором председательствует Зеликсон, требует, чтобы вход в сады, где функционируют открытые сцены, был бы бесплатным; требует, чтобы им для любительских упражнений два раза в неделю предоставлялись бы летние театры в Петрограде; в каждом клубе устраивают помимо нас, ведающих театральным делом, театральные кружки под руководством третьестепенных актериков, развращают этим вкусы, плодят самую пошлую, публичную группу недоучек и самоучек.
Лилина, ведающая единой трудовой школой, всюду пропагандирует детские спектакли, причем актеры и балетные — дети от 5 до 12–15 лет! Их одевают, гримируют, и они представляют на сцене то сказки, то инсценировку, вроде «Жены ямщика» Никитина или сцен из «Тома Сойера» Марка Твэна! Все это очень забавно, иногда даже мило, но ведь как же безумно вредно! Она же находит, что Шекспир («Двенадцатая ночь», например) беспринципен, Островский — никому не нужен и не интересен, что показывать второй ступени [школы] «Последнюю жертву» — возмутительно. Поэтому они, отдел единой школы, должны запретить ставить «подобные пьесы» в советских театрах. Попробуй спорить, возражать, сию минуту затыкают рот, нажаловавшись Зиновьеву, то есть — Петроградскому комитету [партии], Президиуму и Исполкому Совета, велят Быстрянскому обругать в «Правде»2 и — пожалуйте!
Мне, например, Госкон [Госконтроль] и Наркомфин предписывают довести доход театральных предприятий, чтобы они себя покрывали, а Зеликсон и Художественный подотдел постановляет: брать все спектакли всех театров для единой школы, неграмотных, Клубной секции, уплачивая за это 60 % ассигновкой; если к этому прибавить два спектакля для Красной Армии на тех же условиях и один — профсоюзов, то для обычной, так называемой широкой публики не остается ни одного дня.
Как же тут быть?
И никто не признает распоряжений Центра, и все (всѣ) всё обсуждают коллегиально! Такой парламент, поддерживаемый местной высшей властью, что нет никаких сил!
Неужели же в несчастном Питере так все и будет до конца дней?
Пока удавалось отстоять, сохранить, убедить, но сейчас, когда дух сепаратизма и оппозиции как-то особенно расцвел, когда во главе стоит бессильный, безличный Зеликсон, а над ним царит эта мощная власть на месте, — ничего нельзя надеяться сделать. А сейчас даже Иоффе тут нет, некому сказать!
Не люблю жаловаться, но ведь поймите же — за эти два года сделана большая работа, создана организация, которую в деловом отношении признают исключительной по целесообразности и стройности, в смысле централизации управления, как здешние Комфин и Госкон, так и Наркомфин и Госкон, хотите — справьтесь. Подобралась группа хороших работников. Но явились влиятельные дамы — Лилина, Ядвига Нетупская и Софья Шульга, и все готово полететь к черту.
Во главе московского Тео стоит Вера Рудольфовна Менжинская — чудесный человек, отличный работник, но ведь она тоже не театральная деятельница, то же О. Д. Каменева — во главе Художественного отдела Московского Совета… О господи коммунистический! Бедное русское искусство, бедный русский чудом уцелевший было театр!
Ну, всего доброго, крепко жму Вашу руку…
Ваша М. Андреева
[1] — на закуску (франц.).
Датируется по содержанию текста неопубликованной части письма.
Воспроизводится часть письма В. И. Ленину, относящаяся к театральной жизни Петрограда. Опущены места, где автор касается хозяйственных проблем: ввоза в Россию тракторов, обеспечения Петрограда топливом, издательств бумагой и др.
В письме Ленину Андреева говорит о характерном для руководства Петрограда того времени сепаратизме и вскрывает порочную практику администрирования в руководстве искусством. Против создания детских профессиональных трупп она выступала также на съезде заведующих уездными подотделами искусств Петроградской губернии:
↩«Я большой сторонник театра для детей, но совершенно не признаю и нахожу вредным театр из детей. Ребенок в костюме, а особенно в гриме — это обезьяна. Давая роль одному ребенку, этим самым — выделяете этого ребенка из среды других и этим возбуждаете у него сознание своей привилегированности, у других чувство зависти… Ребенок прекрасно перевоплощается, но полезно ли это? Ведь когда он перевоплощается на сцене, когда он надевает костюм, он перестает быть ребенком и становится публичным человеком. На основании своего многолетнего опыта я настаиваю на уничтожении публичных детских постановок» (АОРЛ, ф. 2552, оп. 1, ед. хр. 2233).
- … в «Правде»… — в «Петроградской правде». ↩
