Пожалуй, ни одна отрасль искусства не привлекает к себе столько внимания, не возбуждает столько горячего интереса, как театр, но интерес этот какой-то легкий.1
И никого, пожалуй, не критикуют, не упрекают в косности, в неумении идти в уровень с кипучим временем, переживаемым нами, как театр.
Было ходячим мнением, что написать пьесу, стать хорошим актером дело совсем не мудреное, стоит иметь талант, вдохновение — и все пойдет как по маслу.
Немножко иначе обстояло дело там, где привходила музыка, пение, на скрипке не учась — не заиграешь; не развив голоса — не запоешь; не изучив законов музыки — не напишешь простой музыкальной пьесы, хотя бы даже и зная ноты.
Нельзя написать даже плохой декорации, если вы совсем не умеете владеть красками, рисовать, а вот выучив наизусть слова, да иной раз очень плохо выучив, идя по подсказке суфлера, кто только не пробовал играть.
Кто только не пробовал и не пробует написать пьесу?..
Трудно спорить против того, что в дореволюционный период театр далеко не стоял на высоте, что те кружева психологических переживаний, которыми он почти исключительно занимался, сейчас, в эпоху, когда весь мир перестраивается на новый лад, совершенно никому не нужны и не интересны, — какое кому дело до маленьких себялюбивых дам и кавалеров, страдавших на сцене от того, что они слабы, ничтожны и заняты только собою самими.
Но написать пьесу, которая бы удовлетворила нас, несмотря на то, что вся жизнь сейчас насыщена такой молниеносной динамикой, когда каждый день, каждый час на наших глазах совершаются великие события, когда каждый честный революционер, хотя бы на недолгий срок, но каждый был героем, когда большинство людей переживают потрясающие трагедии, когда тысячами гибнут люди и в то же время грядет великое, светлое будущее, — задача едва ли выполнимая.
Как вы напишете то, что еще не нашло своей формы, не нашло своего выражения? Где тот мастер, который, взяв всю сумму коллективных переживаний, домыслов, восприятий, отлил бы ее в новую, совершенную форму?
Написать пьесу — труднейшее мастерство. Это всегда было труднейшей формой литературы, и для этого мало таланта, вдохновения, надо еще и большое умение, надо пройти большой путь опыта.
Все, что до сих пор мне приходилось читать и видеть, это старые пьесы, со всеми старыми методами, достоинствами и недостатками, только — на иные темы, иногда с новыми оттенками, но почти всегда со старой психологией, какие бы революционные задания ни ставили себе авторы этих пьес.
И у многих авторов сохранился стиль самоучек, между тем, казалось бы, теперь каждому предоставлено право и возможность учиться, все учителя, все сокровища науки и знания к услугам каждого, только учись.
Не потому ли это [что] до сих пор на театр смотрят как на забаву, на развлечение, на «легкое дело»?
Не каждому дан талант, но каждый может и должен быть мастером того дела, за которое он берется.
Чтобы стать мастером-актером, нужно употребить массу труда, кропотливой и упорной работы над своим телом, своим голосом, памятью, ибо актер единовременно и работник и инструмент.
Только когда он свободно владеет своим инструментом, он достоин звания мастера, даже если он не хочет быть профессионалом, но хочет научиться играть на сцене, любя это дело и интересуясь им.
Мне кажутся глубоко неправыми люди, навязывающие театру определенные задачи, указуя путь, по которому театр, по их мнению, должен идти, предопределяя формы, которые он примет2.
Новый театр создаст новый человек, когда он овладеет мастерством, техникой, видоизменит ее по-своему, вдохнет в него свою душу, осветит своим мироощущением, своей новой психологией.
Мы с горячей верой ждем его, работаем в предтечу ему.
Все знание наше, весь наш опыт, все наше творчество — для него, для того нового человека.
Он же будет творить по-своему, по-новому.
Пусть он отнесется к нашему знанию, к нашему опыту с критикой, не берет ничего на веру, но он должен знать, что, только вполне овладев этим прошлым, он сможет и сумеет творить новое будущее.
М. Андреева
[1920 г.]
- Статья публикуется по газете «Жизнь искусства», 20–22 марта 1920 г. ↩
- Мне кажутся глубоко неправыми люди, навязывающие театру определенные задачи, указуя пути… предопределяя формы… — Речь идет, по-видимому, о людях и отдельных организациях, с которыми Андреевой как комиссару театров приходилось бороться, отстаивая линию партии в искусстве. В частности, наиболее острый характер приобретала борьба с нигилистическим отношением Пролеткульта и его единомышленников к классическому наследию, с попытками выдать пролеткультовские постановки за «новое революционное слово» в искусстве, навязать театрам свои формалистические «принципы» и т. д. ↩