40. М. Ф. Андреева — Н. Е. Буренину. (Конец ноября – начало декабря 1913, Москва)

Милый мой Евгеньич, давно мне хочется написать Вам, но так со дня на день откладываются да оттягиваются всякие «решительные» решения, так все еще неопределенно и неясно, что руки опускаются и — не пишется.¹

Не подумайте, что руки опускаются добиваться своего, нет, просто не хочется писать, говорить, пока не будет уже хоть бы какой-нибудь, хотя бы маленькой, синицы в руках… В Свободном театре все говорят о том, что решено поставить в первой половине января «Укрощение строптивой» со мной и Монаховым, но еще роли не розданы, режиссер еще неизвестен и о репетициях ни слуху ни духу. Вернее все-таки, что придется уходить², и решится это окончательно не сегодня-завтра. Относительно будущего сезона дела обстоят так: Синельников зовет меня к себе в Киев и очень хочет, чтобы я служила у него, дает 1200 р. в месяц; Незлобии тоже хочет, чтобы я играла у него, но обещала ему играть не только в Москве, но и в Риге, и жалования дает 900 р., вряд ли больше. Мне хочется принять предложение Синельникова, но Н. А. Румянцев убеждает, будто незлобинское все-таки выгоднее, так как после Москвы ехать в гастрольную поездку по России выгоднее, чем после самого триумфального сезона в Киеве. Этот вопрос относительно будущего сезона решится тоже на днях. Пока сижу у моря и жду погоды — позиция для моего характера и нрава наиболее тягостная.

С синематографом тоже что-то заколодило, так как Н. А. Румянцев должен действовать совершенно один. С нетерпением ждем возвращения из-за границы Красина, который в этом деле необходим как воздух. Тихон, должно быть, кое-что рассказал Вам об этом?

В той области, в которой у нас с Вами общие положение и мучения, пока что держусь стойко и позиций своих не сдаю. Всем сердцем, всей душой желаю и Вам устоять в борьбе со стремлением к самоотречению и самопожертвованию. Ей-богу, я имею право сказать: «добра от этого не жди ни себе, ни тому, ради кого идешь на жертву, отрекаясь от самого себя».

Вот хорошо бы, если бы Вы свой конкурс на свободного художника, а я — на большую актрису сдали поскорее и с торжеством! Ей-богу, нарочно приеду, чтобы вместе отпраздновать эти события.

Все еще не могу устроить Вам Собинова, но это ничего, это устроится, я надеюсь. Собинов славный малый, хороший товарищ и отзывчивый человек.

Вообще — все будет хорошо, друг, лишь бы сами мы не сбрендили. Не сбрендим, а? Не хотелось бы!

Жму Вашу руку. Маме и Вере кланяюсь.

Ваша М.