Прочти немедленно.1
Милый друг, вот о чем, чего не напишешь по почте, хочу сообщить тебе.
Московская стачка — симптом высокой ценности2, и это понято кем надо. Ведут себя глупейшим образом, снова провоцируют, хотят жестоко карать и т. д. Провокация, должно быть, удалась, но ей на этот раз не надолго придушить «фатально грядущее». Организованность и единодушие поразительные, не верь, если тебе будут говорить противное, это со страху; и все сами, без начальства, что очень грустно все-таки, хотя и неизбежно.
Эти события, весьма вероятно, не пустят тебя этой зимой в Москву; Малянтович говорил мне, что слышал от одного из московских прокуроров выражение: «Вот кабы мне в руки главного виновника вооруженного восстания, я бы его…» На вопрос: «Кто же сей?» — ответил: «Ну разумеется, Горький». Это нелепо и глупо, но увы, считаться с этим придется. Меня пока, к удивлению того же Малянтовича, не трогают.
Приезд твой в Финляндию и в Петербург, если ничего не изменится, обеспечен.
Меня тревожит твое отношение к договору с Сытиным. С Бончем, конечно, книгоиздательство было бы легче строить по твоему желанию, и не с кем бы тебе считаться, некого убеждать — они просто бы слушались. Сытина надо будет еще и впредь убеждать, все время напряженно работать с ним вместе, чтобы не было уклонений от твоих планов. Чтобы Иван Павлович вошел к нему в издательство — нужно время, хотя я глубоко понимаю, как он необходим. Положись в этом на меня и на ум и проницательность самого Ивана Дмитриевича [Сытина]. Он все поймет, только не надо сразу наседать на него.
Затем поверь: сейчас самое главное — издание твоих книг! Это важно для публики (тебя снова прочтут), для текущего момента и для влияния твоего на этот момент. Уверяю тебя — я не ошибаюсь. Это самое важное. А второе, это даст обеспечение тебе, спокойствие в работе, это поможет даже в разрешении вопроса со «Знанием». Поверь, что условия очень хорошие. Третье — для будущего важно, чтобы у Сытина осталось убеждение не только в нашей полной солидарности и твоем доверии ко мне, но и в моей трудоспособности, некотором понимании дела и твоих желаний и предначертаний. Не обижайся на его недоверие к Ивану Павловичу, это пройдет, он увидит правду и оценит его, но, если его сейчас «сунуть» в дело, это ничему не поможет.
Не забудь также, что Сытину нечего знать о наших тревогах и сомнениях. Лучше, чтобы он был уверен в твоем скором приезде на север — в Швецию ли, Норвегию, Финляндию или в Петербург — там видно будет, тем более что это — наша надежда и мы с тобой верим в эту возможность! Ты сумеешь и сможешь руководить, живя поблизости, а не в самом Петербурге, лишь бы тебе поправиться.
Ну, до свиданья, Лёня. Знал бы ты, как мне тебя видеть надо.
М.
- Бесцензурное письмо А. М. Горькому на Капри. В ном Андреева информирует о подъеме и силе революционного движения, говорит об особом значении для текущего момента издания его произведений. ↩
Московская стачка — симптом высокой ценности… — всеобщая забастовка рабочих и служащих московского трамвая (с 19 по 26 сентября 1913 г.), поддержанная рабочими других предприятий. Бастующие выдвигали не только экономические требования, но и протестовали против закрытия большевистской легальной газеты «Наш путь».
В связи с подготовкой к изданию Собрания сочинений Горький дал Андреевой доверенность на ведение его дел с издательством И. Д. Сытина: «Милостивая государыня Мария Федоровна, настоящею доверенностью уполномачиваю Вас заключить от моего имени договор с т–вом И. Д. Сытина в Москве об издании т–вом моих сочинений на условиях известных Вам, а также получить за меня обусловленные договором деньги. Всему, что Вы по сей доверенности учините — верю, спорить и прекословить не буду. Горький» (черновой набросок, написанный частично Ладыжниковым, частично Горьким, хранится в Архиве А. М. Горького).
↩
