Милый друг!1 Был у меня сегодня Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. Знаю, что хотя он и порядочный, милый человек, но человек легковесный, и все-таки думаю, что из нашей беседы с ним может выйти нечто весьма удачное, а может быть, и хорошее.
Дело в том, что у Бойчей, как ты, должно быть, знаешь, было затеяно свое крошечное книгоиздательство. Сейчас к ним присоединился Шапшал (табачник, но доктор медицины). Деньги у Шапшала есть, и не маленькие, Бонч говорит о капитале в 300 тысяч рублей. Сейчас их книгоиздательство называется «Жизнь и знание», и, по всей видимости, им до смерти хочется быть тем, что некогда было «Знание». Пока, без должного руководителя, это дело без руля и без ветрил, хотя Бонч и уверяет, будто «родился под печатным станком, всю жизнь вертелся возле печатного и книжного дела и досконально изучил его». Отчего бы не попробовать взять это дело в свои руки, тем более что люди они благонамеренные, порядочные и, по всему видно, жаждут залучить тебя в свое дело? Прежде всего, мне думается, надо сунуть туда Ивана Павловича и Тихона2, а там увидим, что из этого выйдет.
… Ко мне Бонч пришел спросить, не дашь ли ты им что-нибудь. Предложила ему издать немедленно «Мать», «Лето», «Шпиона», «Городок Окуров», «Матвея Кожемякина», «Итальянские сказки» и «Записки проходящего», как ты хотел: 5000 экз. завод, по 1500 р. за каждый том. Бонч немедленно принял эти условия с удовольствием, выговорив только лишних 200 экз., назначенных ими к даровой раздаче. Я позволила себе дать ему за тебя принципиальное согласие на издание этих семи томов, так как ты и говорил и писал: «Продавайте кому хотите, только скорее и чтобы скорее выходили книги». Тут книги начнут выходить не медля ни одного дня, так как Бонч считает очень важным не пропустить осеннего сезона, как он говорит, а я помню — тебе главное хотелось, чтобы книги вышли скорее.
Затем он очень робко, но очень горячо желая этого, высказал просьбу — не примешь ли ты и более близкое участие в деле. То есть? Не пожелаешь ли ты вообще издавать твои книги у них в издательстве, так как они все-таки идейно ближе тебе, чем «Самоиздательство писателей» хотя бы? И сделал предложение: высылать тебе, ведя твой счет на тех условиях, которые оговорены для тех семи томов, которые ты склонен дать им, — по 1000 р. в месяц круглый год, не считаясь с тем, дашь ли ты равное сумме 12 т/р. в год количество томов, — то есть то, что делало в свое время «Знание», если я не ошибаюсь? Я обещала написать тебе об этом и узнать, как ты взглянешь на это предложение. Он же просил меня, чтобы ты свой ответ мне телеграфировал, так как для них страшно будет дорого твое согласие. В случае твоего согласия 1000 р. будет тебе переведена немедленно Иваном Павловичем, который и распишется у них в получении и заключит условие как доверенный. Я после ухода Бонча послала телеграмму Ладыжникову и жду его, чтобы переговорить по всяким делам.
Мне лично кажется, что нет никакого риска согласиться на их предложение: за семь томов они уплатят полностью — это несомненно, деньги у них есть; получать немедленно по 1000 р. в месяц за уже написанное во всяком случае избавляет тебя по крайней мере на восемь месяцев от необходимости работать принудительно и спешно.
… Теперь о пьесе3.
Иван Павлович телеграфировал мне: «Вызывайте Марджанова. Алексей Максимович телеграфировал передайте пьесу Марджанову», а от Марджанова я в тот же вечер получила телеграмму: «Писал больше недели тому назад длинное письмо, очень хочу скорого Вашего приезда, могу сам приехать в Петербург, телеграфируйте, когда можете принять меня. Примите мой горячий привет, Марджанов». И 20 слов ответа уплачено.
Для меня вне всякого сомнения, что за «Зыковых» Марджанов ухватится обеими руками, об авансе нечего и говорить. Но не знаю я совсем, кто у них в труппе, не испортят ли они пьесу4, ведь «Чудаков» уже испортили. И еще смущает меня все-таки, что хоть и «художественная», а оперетка значится в программе Свободного театра. Позволь мне сначала посмотреть самой на то, что у них делается и происходит. По телеграмме Марджанова ты увидишь, что мне на этих же днях придется ехать в Москву. Туда пиши мне: Каретный ряд, Контора Свободного театра, М. Ф. Андреевой, между прочим, пока не сообщу тебе точного адреса. Аванс в две тысячи я могу взять у Марджанова под обещание дать им твою мелодраму, которую ты хочешь написать для театра, а не напишешь — этот аванс вычтется из моего гонорара, так что для них риска нет никакого, для нас же с тобою не все ли равно, не так ли, кто за кого ответит? Помни — как бы я ни была занята в театре и своими делами, это не может помешать мне заботиться о твоих, ибо твое дело тем самым и мое, и я постараюсь нигде ничего не упустить.
Неприятно, что со свойственной ей бестактностью и желанием угодить Немировичу Татьяна Васильевна напутала с твоей пьесой [«Зыковы»] и мне придется еще раз прослыть за интриганку.
Получила от нее письмо: «Я говорила с Владимиром Ивановичем о пьесе. Он очень ждет ее. Он обожает Алексея Максимовича, и ценит, и ставит высоко. Кажется, написал уже и насчет “Бесов”5, и хотел писать все лето. О пьесе он телеграфировал А. М., но Алексей Максимович ответил ему, что пьеса у Вас. Вышлите ее на имя Коли».
Написала ей: «Голубушка моя, пьесу Николаю Александровичу выслать не могу, так как Алексей Максимович прислал мне телеграмму с просьбой задержать пьесу у себя, пока не получу от него письма. Должно быть, до него дошло “Русское слово” с интервью Владимира Ивановича по поводу “Бесов”, а также известие о репетициях и о постановке этой инсценировки в Художественном театре. Вы не могли забыть, что говорил Алексей Максимович по этому поводу в Римини6: что он находил необходимым протестовать против этой постановки не только актерам Художественного театра, но и обществу. Владимир Иванович в своем интервью даже не коснулся этого антиобщественного значения романа “Бесы”, и его объяснения вряд ли могли переубедить Алексея Максимовича. Пока я не получу письма от Алексея Максимовича, пьеса останется у меня».
… Очень мне по душе твое решение прямо печатать пьесу в том случае, если она не пойдет у Марджанова, то есть если я увижу, что в Свободном ее играть некому. И лучше всего отдать ее Сытину, этим сразу ты погасишь аванс и получишь еще некоторую сумму в остатке. Ну, да это еще мы увидим, как лучше сделать.
Был у меня Тодоров. Страшно убит, говорит, что «Болгария кончена»7, рассказывает ужасные вещи.
… О тебе говорил с великою нежностью, хочет писать тебе, говорит, что ты самое светлое, что он встретил и видит в России. Попал он тут очень неудачно — никого из нужных ему людей нет; «Грядущий день» будет печатать его «Строителей», а у Волынского — то есть на квартире Пятницкого, где тот и живет, — актер Ходотов будет эту пьесу читать «избранным»; тут же произойдет и чествование Тодорова как писателя, чем он очень смущен, так как «не время кому-либо из болгар думать о себе». Отказаться же считает невыгодным для своей миссии. Может быть, и правда. Пятницкий был у него с визитом и, не застав, оставил ему свою карточку. От товарища своего, Койгена — одного из редакторов «Грядущего дня», — Тодоров знает, что Пятницкий совместно с ними затевает новую большую ежедневную газету на смену «Русской молве». Поживем — увидим. Тодоров обещал написать мне о том, как пройдет чтение и каковы будут его впечатления, а также и о своей встрече с Пятницким. Кроме того, он собирался быть у меня еще. Если приедет Марджанов — я буду в Петербурге и познакомлю их, может быть, что-нибудь будет интересно поставить из его пьес, все-таки может быть лучше «Плача Рахили»8.
… За последние дни столько вижу народу, приходится много говорить, напряженно думать, и я несколько устала, но это ничего. Попаду в Москву — там еще круче придется. Пишу я тебе много и буквально обо всем.
Ты не сердишься на меня? Не сердись. Если я даже когда что и не так напишу — не ставь мне всякое лыко в строку, а всегда помни: «Эта — думает всегда только обо мне, чувствует ко мне одно хорошее, да и желает мне одного доброго». Хорошо? Пожалуйста!
… Прочла я пьесу — очень мне понравилась, очень! Если пойдет она в Свободном, я буду Софью играть, хорошо? Мне кажется — смогу…
Ну, будь здоров, будь здоров!! Обнимаю тебя сердечно.
М.
Сент. 8/28 авг. — 913
- Письмо послано на Капри. Характерно стремление Андреевой связать Горького тесными деловыми отношениями с В. Д. Бонч-Бруевичем и руководимым им демократическим издательством «Жизнь и знание». В дальнейшем в этом издательстве печатались многие произведения Горького. ↩
- … надо сунуть туда Ивана Павловича и Тихона… — то есть включить в работу издательства «Жизнь и знание» И. П. Ладыжникова и А. Н. Тихонова. ↩
- Теперь о пьесе. — Имеется в виду пьеса «Зыковы», о постановке-которой Ладыжников писал Горькому: «Оба Ваши письма, а сегодня и пьесу получил. По поводу пьесы идет соревнование между Свободным театром и Художественным. Только что виделся с М. Ф., которая написала Вам об этом письмо. Как быть?» (Архив А. М. Горького, письмо от 22 августа 1913 г.). Пьеса была передана Свободному театру. В печати сообщалось, что Андреева в день приезда в Москву присутствовала на чтении пьесы «Зыковы». Труппа послала телеграмму Горькому: «Читая драму, слились с Вами душой. Горячо благодарим. Свободный театр» («Столичная молва», 9 сентября 1913 г.). ↩
- … не испортят ли они пьесу… — Впоследствии, ознакомившись с творческими возможностями труппы, Андреева взяла пьесу из театра. «С большой, большой грустью шлет он [К. А. Марджанов] Вам пьесу Алексея Максимовича, согласно Вашему желанию…» — писала Н. Марджанова Андреевой по просьбе больного мужа (ЦГАЛИ, ф. 2052, ед. хр. 17). ↩
- … интервью Владимира Ивановича по поводу «Бесов»… — Подразумевается интервью «Инсценированные “Бесы” (беседа с Вл. И. Немировичем-Данченко)», в котором была обойдена социальная проблематика романа Достоевского («Русское слово», 17 августа 1913 г.). ↩
- Вы не могли забыть, что говорил Алексей Максимович по этому поводу в Римини… — Андреева напоминала Красковской беседу об инсценировке романа Ф. М. Достоевского «Бесы», состоявшуюся между 11–21 июля 1913 г. в Римини (Италия). Участник этой беседы Л. М. Леонидов по возвращении в Москву писал Горькому, что сам он был очень против постановки и передал Немировичу-Данченко отрицательное мнение Горького, но тот ответил, что охотно готов обосновать свое желание (сб. «Л. М. Леонидов», М., 1960, стр. 282). ↩
- … говорит, что «Болгария кончена»… — Имеется в виду поражение Болгарии во второй Балканской войне (29 июня – 10 августа 1913 г.), которую она вела против Сербии, Греции, Румынии и Турции. По Бухарестскому мирному договору Болгарии пришлось уступить не только большую часть своих завоеваний по первой Балканской войне, но и некоторые давние свои владения. ↩
- «Плач Рахили» — пьеса Н. А. Крашенинникова. ↩
