Октябрь (до 24–го) 1912, Капри1
Милый мой Евгеньич, можете ли Вы одолжить мне ту книгу о Швеции, о которой Вы мне не однажды говорили и которую я никак не могла до сих пор прочесть? Должно быть, я вскоре соберусь хоть ненадолго освежиться, а то сижу сиднем на одном месте и кисну, хорошо было бы повидаться с Вами, да боюсь просить Вас об этом, зная, как Вам это трудно.
Юрок вскоре уезжает домой, ждет только билет на обратный путь от отца.
Здоровье А. М. очень плохо и вообще все–все так же грустно и нелепо. Ни обо мне, ни о нем никому ничего не говорите пока — и так выдумывают невероятные вещи…
Ах, милый мой друг, если бы отдохнуть хоть немного!
Обнимаю Вас.
М.
24 октября 1912, Капри
Дорогой мой друг, сегодня 11/24–е, но книги для прочтения я еще и не думала получать, так что дать о ней отзыва не в состоянии ни в каком случае. Если же получу ее, то, конечно, сейчас же по прочтении верну, кому Вы укажете.
Моя добрая знакомая поспеть на Вами обозначенный пароход никак не может, тем более что ей еще не прислали денег на дорогу, да и прихварывает она сильно, по старости лет.
Юра еще здесь, ждет от отца билет, чтобы тронуться в путь. Он Вам, во всяком случае, подробно расскажет о нашем житье-бытье, невеселом, — почему я и не пишу о нем никому ничего.
На Ваше предыдущее письмо и А. М. и я отвечаем Вам — идите дорогой искусства, сейчас это важнее, да и Вы лично больше тут на месте.
Поговорим подробнее, когда увидимся, а пока крепко обнимаю Вас.
Ноябрь (до 8–го) 1912
Дорогой мой, спешу Вам сообщить, что в пятницу 8–го она выезжает в путь и отправляется прямо в Данию, нигде не останавливаясь по дороге, остановится в том Hotel’е, который ей рекомендовали, и протелеграфирует Вам оттуда. Вы не забыли ее фамилию — ведь Вы ее давно не видели — HarrietBrooks.
Пишу одновременно Кате и Марии Сергеевне.
Плохо, что у нее будет денег в обрез, так что ей надо как можно скорее доставать работу, а книгу, которую Вы обещали прислать для перевода, она так и не получила.
Кроме того, она сильно нездорова, устала и измучена, представить себе трудно, что ей пришлось пережить2, необходимо действовать скорее, чтобы уж она принялась за работу и хоть в этом нашла силы забыться от горя.
Ну, да не Вам об этом говорить, Вы это понимаете.
До свидания, родной мой! Крепко обнимаю Вас.
Ваша М.
Три письма Буренину датируются по содержанию. Письмо Рубинштейну (сотруднику издательства И. П. Ладыжникова в Берлине) печатается по подлиннику, хранящемуся в Архиве А. М. Горького.
Эти письма вызваны решением Андреевой вернуться на родину нелегально, под чужим именем. Поэтому письма в Россию написаны иносказательно, с учетом цензурных условий. По предварительной договоренности вместо «паспорт» писалось «книга о Швеции» или «книга для прочтения», вместо «я» — «моя добрая знакомая». Путем такой зашифровки Андреева сообщила дату выезда, указала маршрут, предупредила о том, что из Дании будет телеграфировать от имени Гарриет Брукс, и т. д. В письме в Берлин (Рубинштейну) Андреева не прибегала к шифровке.
↩… представить себе трудно, что ей пришлось пережить… — Отъезд с Капри совпал для Андреевой с тяжелыми личными переживаниями, которые ощущаются в ее письмах к Буренину. Это был момент кратковременного ее разрыва с Горьким.
План нелегального возвращения в Россию был Андреевой успешно осуществлен.
↩
