73. М. Ф. Андреева — К. С. Станиславскому. (30 сентября 1912, Капри)

17/30 IX 912

Дорогой друг, милый Константин Сергеевич!

Николай Александрович Румянцев написал мне, что это Вы снова дали мне денег¹. Меня и то все мучило, что я не могу еще отдать Вам прошлой весной взятые две тысячи, а тут — опять столько же Вы прислали мне через него. Не будь такого хоть и временно, но очень уж тяжелого денежного кризиса, я, конечно, к Николаю Александровичу не обратилась бы, не обратилась бы также, если бы не боялась так безумно за здоровье Алексея, а он все последнее время в таком нервном настроении, не спит почти совсем, кашляет, и нет–нет да [и] наступает период кровохарканья. Единственное, что всегда помогает ему стать на ноги, — это немного попутешествовать, на что у меня без Ваших денег не было бы ни малейшей возможности. Я не буду расписывать, Вы почувствуете, как я Вам горячо благодарна.

Сейчас, по-видимому, в делах наступит поворот и материальное положение Алексея Максимовича изменится. «Знание» и деньги Алексея Максимовича, в него вложенные, — 100 000 руб., — по-видимому, окончательно пропали, так как юридический хозяин издательства, К. П. Пятницкий, впал в полный маразм, а дело разорило его трехгодичное проживание за границей. Все огромные деньги, получаемые Алексеем Максимовичем, растеклись неизвестно как и куда, — за малыми исключениями, известно куда и как — дела его велись К. П. Пятницким бесконтрольно и полноправно, так что «распад личности», как это нынче называется, г–на Пятницкого привел Алексея Максимовича временно к полному отсутствию каких бы то ни было средств к жизни. Семья Алексея Максимовича живет на доходы, получаемые от его книг, так что ее это положение не коснулось.

Долго Алексей Максимович, по невероятной его деликатности, не решался отнять у К. П. Пятницкого свое участие и несколько лет писал для «Знания», не получая гонорара. Наконец даже и его терпение лопнуло, и он стал печататься, а отныне начнет и издавать свои книги — в других издательствах.

На днях он принял приглашение стать редактором «Современника» и взял себе наконец доверенное лицо для ведения всех его материальных дел в России — Ивана Павловича Ладыжникова.

Все это должно быстро и радикально изменить его денежные дела в лучшую сторону, и тогда я смогу вернуть Вам с великой благодарностью одолженные Вами мне деньги.

Есть способ сделать это быстрее, но не знаю, понравится ли он Вам: дело в том, что — Вы, может быть, знаете — у нас на Кавказе, около Туапсе, есть земля. Эта земля разделена на дачные участки, говорят — очень красивые и со временем еще более ценные. Юрий мог бы привезти Вам планы и фотографии этого имения, а Вы выбрали бы себе участки или участок по вкусу, что вернуло бы Вам немедленно сполна всю сумму. Когда же у меня будут свободные деньги, если этот участок будет Вам ни к чему, я могла бы выкупить его обратно. Пожалуйста, подумайте и напишите мне об этом.

Голубчик мой! Если бы Вы знали, как мне хотелось бы поговорить с Вами, видеть Вас… Спасибо Вам! И как я горячо желаю Вам всего хорошего… Как мне горячо хотелось бы, чтобы Вы приехали к Алексею Максимовичу, мне чувствуется, что от этого могло бы родиться нечто такое большое, хорошее и всем нужное. Он очень Вас любит и ценит так, как вряд ли многие, ведь Вы тоже из таких людей, которых не многие понимают и могут понять. Мне всегда кажется, что таким людям, как Вы и он, надо чаще видеться, чаще бывать вместе, чтобы не терялась внутренняя, духовная связь.

Дойдя до того предела, когда больше смотришь назад, чем вперед, обстоятельства моей жизни сложились так, что, в сущности, своей жизни у меня нет. Может быть, именно поэтому я лучше и честнее, мне кажется, вижу и сужу о себе, мне часто бывает жаль, что в прошлом я не так поступала и действовала, как нужно было бы, но всегда, когда думаю о Вас, у меня как-то разрастается сердце от великой, горячей, какой-то дружной любви к Вам и нежности, и всегда больно вспоминать, что иногда причиняла Вам боль. Мне кажется, Вы это чувствуете, Константин Сергеевич. И если когда-нибудь мне будет дано быть около Вас, а кто знает — может быть, и работать с Вами, Вы почувствуете это еще крепче.

Будьте здоровы, будьте бодры, и дай Вам бог, чтобы все у Вас шло хорошо. Может быть, когда-нибудь захочется Вам написать о планах, об идее своей, о том, как она прививается², — ведь нам это интересно кровно, а не так себе.

Крепко жму Вашу руку и обнимаю Вас от всего сердца. Кланяюсь Марии Петровне. Мне приятно иметь ее карточки, и, она угадала, самая домашняя мне милее всего. Как-то Ваши Кира и Игорь? Мои — старше и умней меня!

Да, Николай Александрович написал мне, чтобы я у себя хранила расписку Алексея Максимовича ввиду отношений с Пятницким? Не могу я этого сделать, Константин Сергеевич! Я Алексея Максимовича стараюсь сейчас это всего оберегать и ограждать, он ничего и не знает о деньгах, насколько только возможно. Вот свой вексель, засвидетельствованный у нотариуса, могу прислать сию же минуту, боюсь только, что, пока я живу за границей, он малого стоит?

Ну, еще раз спасибо Вам и будьте здоровы.

Напишите, пожалуйста, хоть немного.

Всей душой любящая Вас

Мария