Дорогой мой друг, Константин Сергеевич!
Спасибо Вам за Ваше милое письмо. И как я рада, нет, больше, гораздо больше чем рада, что увижу Вас! Приезжайте, пожалуйста, здесь много теплее, чем в Риме, есть великолепная гостиница, Quisisana, с центральным отоплением и полным комфортом — я уверена, что Кире здесь понравится много скорее, чем в Риме, доктора здесь есть хорошие, а меня она, надеюсь, скоро перестала бы дичиться: ведь я тоже старушка стала, почему с молодежью у меня всегда отличные, дружеские отношения — должно быть, чувствуют, как я тоскую по своим птенцам, которые так далеко от меня зимой. Ведь только и живешь летом, когда они приезжают и гостят здесь, а зимой — ждешь лета.
Алексей Максимович уже уехал в Париж, но он очень просил держать это «в секрете», так как ему отнюдь не хочется газетной шумихи. Обыкновенно Макс с Екатериной Павловной приезжали в Италию, но, к несчастью, он прихворнул и Алексей Максимовичу пришлось ехать на север, чего я ужасна боюсь — он всегда простужается на севере. Вернется он недели: через полторы maximum.
Если поедете в Неаполь — вызовите меня, так как я смогу показать Вам город, музей и театры. Один, народный неаполитанский, страшно интересен. Я говорю на диалекте и могла бы служить Вам переводчиком. В Неаполе недурной недорогой Hôtel, тоже с центральным отоплением и чистый, Müller’а, на via Partènope. Если скажете там, что Вам их рекомендовал S или Srri Gorky, — будут стараться усиленно, мы там обыкновенно останавливаемся. В гостинице говорят и по-французски и по-немецки.
Я была бы очень рада, если бы Вы пожелали остановиться у нас, но не знаю, удобно ли это для Вас и Киры.
Ваше письмо пришло уже после отъезда Алексея Максимовича с Капри, и Рим он проехал не останавливаясь, так как торопится вернуться обратно. О том, что Л. А. Сулержицкий в Париже, Алексей Максимович знал, Л. А. писал нам оттуда.
Ну, будьте здоровы, дай бог, чтобы Кира скорее поправилась, и всем сердцем радуюсь, что вас обоих увижу. Киру крепко целую — я ее все у Вас в Пушкино, в саду, в голубеньком платьице вспоминаю, когда еще Игоря, кажется, на свете не было. Это странно, но мне труднее вспоминать ее, когда я ее видела впоследствии, девочкой лет 12-13, должно быть? Какая-то она теперь?
Я сама не знала, что я вас всех так люблю! Вас — это понятно, ведь Вы мой учитель и веровала я в Вас, как в бога, но я люблю Марию Петровну, оказывается, так сильно и нежно. Когда я узнала, что Вы больны, день и ночь стояла она передо мной, и я все думала, думала о ней, и так хотелось всем вам помочь хоть чем-нибудь.
Еще раз до свиданья. Умоляю Вас не отменять своей поездки на Капри. Это было бы даже жестоко.
А кроме того, вам обоим с Алексеем Максимовичем очень хорошо повидаться и о многом поговорить друг с другом, это я не зря говорю, а он — очень мечтал побеседовать с Вами о многом. Жму Вам крепко руку.
Горячо Вас любящая М.
Если Алексей Александрович [Стахович] еще в Риме, сердечно ему кланяюсь.
См. комментарии к предыдущему письму.
