Дорогой друг Иван Павлович!
[…] Спасибо Вам за хлопоты о паспорте1, мне писала фрау Каутская. Я ее просила на всякий случай прислать мне его.
Вы знаете — дядю Мишу уже арестовали на Николаевском вокзале в Петербурге и увезли в Москву2. Боюсь, что это очень плохо. Шпики его видели у нас.
Мучительно боюсь за Евгеньевича!3 Он, должно быть, будет у Вас, голубчик, поговорите Вы с ним! Он Вас любит и очень уважает, Ваши слова на него скорее подействуют, чем мои, так как он считает, что я вроде родственницы, а родственники, мол, всегда трусят…
Еще есть к Вам просьба о деньгах. Нам из Америки, должно быть, скоро пришлют, но это такая дальняя страна, что все сношения с ней очень запаздывают, и я боюсь, как бы нам тут не сесть временно на мель. Суммы не называю, так как не знаю, что у Вас есть из денег А. М. и даже есть ли? Перевод буду просить сделать на EnricoMorgano, так как он легче получит и ему это удобнее.
Как-то Вы поживаете? Что моя любимая Екатерина Ивановна? Наташа? Ужасно странно, что мы с Е. И. не переписываемся. Правда? Хорошо было бы, если бы она мне напирала о себе. Я ее крепко целую!
Л. Н. Андреев нет–нет да и запивает. Тяжело с ним очень. Вы, должно быть, уже знаете, что от редакторства в «Шиповнике» он отказался, но это еще ничего не обозначает, так как завтра же его могут уговорить взять на себя редактирование какого-нибудь «Подорожника» или «Валежника» — и он пообещает свое имя, так как очень он плохо разбирается в самом себе. Дидишка поступил в детский сад на Капри, это на него чудесно действует, и с ним стало гораздо легче ладить. Настасью Николаевну я еще не видела, но пишут мне, что она все киснет и влияния на Леонида не имеет никакого.
Поселился у нас на Капри двоюродный брат мой Василий Петрович4. Вы его помните? Как человека я его очень люблю, и сейчас он в таком тяжелом душевном состоянии, что приласкать его необходимо, но не скажу я, чтобы радовало меня его присутствие.
Алексей Максимович принялся было переделывать вторую часть «Матери», приезд Максима перебил его в этой работе, так что он Вам ее в исправленном виде вряд ли пришлет раньше как через месяц. У меня напечатано всего 30 листов, а, если я не ошибаюсь, в ней не меньше 148.
Понемногу начинает он жаловаться, что стали одолевать его посетители. Очень много пытается проникнуть к нам и подозрительных людишек, но все мелочь какая-то и глупцы. Недавно, например, был один французский швейцарец, ни слова «не понимающий» по-русски, — ответил неожиданно для себя на какой-то вопрос Алексея Максимовича Евгеньевичу на чистом русском языке: «нет» — и спохватился. Приезжают какие-то полусумасшедшие английские анархисты в чине генерал-майора английской армии, ездят за ним чешские профессора, которые потом оказываются русскими шпиками, и т. п. Грозится приехать Амфитеатров, недели через две Луначарский — все это было бы ничего вразбивку, а все вместе — утомительно!
Не знаю, писал ли Вам Алексей Максимович о свидании с Верой Николаевной Фигнер, приезжавшей к нему на Капри? Удивительно чарующее произвела она на всех нас впечатление! Да и «Былое»5 когда читаешь, то она, Фроленко да еще Морозов пишут как большие люди. А у всех других выходит как-то так: те, о ком они пишут, — Перовская, Желябов [нрзбр] и т. д. — все очень большие люди, а те, кто пишет, — Любатович, Новодворские и т. д., — лучше бы не писали они о себе, все сохранилось бы больше иллюзии, что и они тоже были люди. У Вас нет этого впечатления?
Ну, всего доброго, Иван Павлович, крепко жму Вашу руку и за многое-многое Вам спасибо.
М.
Очень кланяется Вам и Екатерине Ивановне сын мой Юрий, он скоро едет и, должно быть, будет у Вас. А также Harriet, она здесь со мной в Неаполе, на днях едет в Париж к Кюри.
4 февраля
- Спасибо Вам за хлопоты о паспорте… — Андреева собиралась в то Время поехать нелегально в Россию. О паспорте для нее заботились не только ее друзья большевики, но и такие люди, как Луиза Каутская, которая писала ей: «Прилагаю паспорт. Если Вы его не используете, пришлите мне его обратно, все труднее становится доставать» (письмо от 8 февраля 1907 г., ЦГАЛИ, ф. 2052, ед. хр. 41). ↩
- … дядю Мишу уже арестовали… — Андреева была хорошо осведомлена о судьбе своих товарищей по революционной работе. Арестованный «дядя Миша» — Михайлов М. А. — обвинялся как один из организаторов подпольной газеты «Голос труда» и как активный участник вооруженного восстания в Москве, снабжавший оружием боевые дружины. По заключению московской охранки его следовало «выслать в отдаленные места Сибири, как лицо крайне опасное по своей активности и крайнему направлению» (ЦГИАМ, ф. ДП, ОО, д. № 56, 1907 г.). ↩
- Мучительно боюсь за Евгеньевича! — Имеется в виду отъезд в Россию Н. Е. Буренина, который, как и опасалась Андреева, был арестован вскоре по возвращении в Петербург. ↩
- Поселился у нас на Капри двоюродный брат мой… — Речь идет об эсере Рутенберге, одном из организаторов убийства Гапона. С конспиративной целью Рутенберга называли «братом», «двоюродным братом» Андреевой. Он скомпрометировал себя на Капри, о чем Горький впоследствии писал Ладыжникову (сб. «Архив А. М. Горького», т. VII, стр. 160). ↩
- «Былое» — исторический журнал. В 1906–1907 годы выходил ежемесячно в Петербурге под редакцией В. Я. Богучарского и П. Е. Щеголева. В нем освещалось и идеализировалось народничество и его террористическая борьба, помещались воспоминания видных народовольцев и эсеров. ↩
