Милая и хорошая Мария Федоровна! Вот мы увидимся скоро — и как чудно будет вспомнить о том многом печальном, что произошло со времени последнего нашего свидания на Сергиевской.1 Болезни, тюрьма и столько страданий — и все прошло, и снова мы вместе… мне кажется, что я вижу вас, и слышу шутки Алексея, и зрю его пирамидальный нос, отважно вонзившийся в небо. Скорее бы!
Нужно на лето устроиться вместе. Как думаете? Сейчас мне анафемски хочется в Крым — для ради солнца, моря и тепла — но ненадолго, а лето приятно бы прожить на Рижском побережье. Сейчас там, конечно, отчаянная скука — ибо нет ничего скучнее, нелепее, безотраднее, как замерзшее море, — но летом хорошо, бодро, крепко, не то чтобы сурово, но без послаблений. Прекрасное место для работы, так как песку для присыпки чернил в изобилии. Боюсь только, что за это время оно вам надоест, — а то хорошо бы провести там лето. Обучу Алексея — бесплатно — ездить на велосипеде, фехтованию, боксу, игре в трынку, терпению, смиренномудрию и пр. и пр. И постараюсь путем продолжительных бесед изменить ваш взгляд на литературу вообще, а на мою в частности. Но если вам нравится «Страна отцов» Гусева-Оренбургского, то… о жизни покончен вопрос, больше не нужно ни песен, ни слез:2 сегодня после обеда я кончаю жизнь самоубийством.
Крепко жму руку.
Ваш Леонид Андреев
Из большого письма Горькому и Андреевой печатается часть, адресованная ей лично. О пребывании Л. Андреева в тюрьме говорится подробно в остальной части письма и комментариях к нему («Литературное наследство», т. 72. Горький и Леонид Андреев, стр. 258—261).
