Январь (после 17-го) 1905, Рига
Константин Петрович, родной мой!
Употребите все усилия, чтобы Алеша знал, что я лежу и спокойно жду, когда можно будет отсюда уехать, чтобы не волновался за меня. Самое ужасное — быть невольным отягощением.
Все, что у Вас есть моих денег, конечно, употребляйте куда надо. Мучительно боюсь, не простудили бы, не повредили бы его здоровье. Надо хлопотать [чтобы] отпустили на юг, вспомните письмо Алексина. Я поеду с ним, с театром кончено.1 Это все возможно устроить, все равно я больна и не скоро могу [играть], мне даже полезно будет. Пишу В. И. Икскуль — прочтите. Ну до свиданья. Мне обещают перевезти [в] следующий вторник.
Ну, да… да жму руку, за меня, пожалуйста, не беспокойтесь — опасность прошла. Милый Константин Петрович!
Мария
22 января
Бульвар Наследника, 27,
Клиника доктора Кнорре, палата 14
Дорогой Константин Петрович! Спасибо, милый, за телеграмму. Я после нее первый раз проспала почти всю ночь. Хорошо, что Алеша теперь будет за меня спокоен, меня только смущает, что он, может быть, ждет от меня писем, а я ему не пишу, так как не знаю, можно ли и получит ли он то, что я бы писала, так как первые посланные ему письма и телеграммы, очевидно, не дошли до него.
Я еще упорно лежу, и конца этому «еще» не видно, а уж сегодня 19-й день. Лечат меня усердно и весьма мучительно…
Конец января
С. Т. [Морозов] передаст Вам, дорогой Константин Петрович, что я и как мое здоровье, а также когда меня приблизительно перевезут в Петербург.
Я не получаю никаких писем от А. М., не получила и того, где он описывает свой образ жизни. За все это время было два письма от Вас и два от Леонида Андреева. Сейчас решили, что я отсюда вывожусь в субботу, значит, в воскресенье буду на Сергиевской. Пожалуйста, не ездите меня встречать, но очень прошу Вас зайти ко мне, как только будет можно, в воскресенье же.
Мне сегодня очень тяжело на душе, как-то немного выпустила себя из рук, ну да это пройдет у меня… Жму крепко Вашу руку и очень буду счастлива, когда Вас увижу. Видеть Алешу у меня теперь нет никакой надежды. Меня мучает мысль, что он может не понимать, почему от меня нет писем, и беспокоиться.
Катя кланяется.
Ваша Мария
Впервые в третьем издании воспроизводятся письма Андреевой из рижской больницы. Первое письмо, очевидно, писалось в очень тяжелом состоянии. Написано карандашом, дрожащей рукой, неразборчивым, неровным почерком с пропуском отдельных слов.
Все, что у Вас есть моих денег, конечно, употребляйте куда надо. — Андреева имеет в виду возможность освобождения Горького под денежный залог. В дальнейшем в качестве залога были внесены ее десять тысяч рублей.
- …с театром кончено. — Речь идет о невозможности для М. Ф. в связи с тяжелым заболеванием закончить сезон в Риге. ↩